Это был ноябрь, и как обычно после праздников выпал снег, ударил мороз. Мой Гаврилыч приезжал из Рудника (10 км) почти ежедневно с последним самосвалом перед обеденным перерывом — все в той же самодельной курточке из крашенных марганцовкой байковых портянок, в ушанке из «рыбьего меха», ватных брюках и валенках, словом, налегке.
Я выбегала к нему из зоны, но часто нам даже поговорить было негде — мороз минус 10-15, а то и 20 градусов всех загонял с объектов в тепло — бытовки были переполнены. Иногда мы заходили в ларек рядом с зоной, чтобы отогреться...
В выходные дни его отпускали на целый день и меня — тоже. Я уже числилась на «облегченном режиме», то есть имела право в выходной уйти на целый день в увольнительную. Некоторые наши женщины, освободившиеся недавним летом, домой на родину не уехали, остались жить и работать в Никольском, дожидаясь освобождения своих близких. У кого-нибудь из них я «одалживала» на выходной комнату, и мы с Гаврилычем встречались... Спустя много-много лет, когда я смотрела фильм Эльдара Рязанова «Вокзал для двоих», вокруг которого было множество споров, в том месте, где героиня Л. Гурченко приезжает на свидание к своему возлюбленному, которого играет О. Басилашвили, — я горько расплакалась — все было правдой, это было про нас с Гаврилычем, про наши встречи в чужих, одолженных на несколько часов комнатах, куда я тоже приносила кастрюли с едой, чтобы радоваться, глядя, как ест мой Гаврилыч. Это ни с чем не сравнимое чувство, свойственное всем любящим женщинам, какого бы образовательного ценза они ни были — кормить своего мужчину: мужа, сына, возлюбленного...