Земляки

В 1947 году, когда я, демобилизованный сержант, приехал домой, то меня ошарашило то, что люди фактически голодают. У матери на всю зиму весь запас продуктов в амбаре - одно корыто мезги (мезга – отходы при производстве крахмала из картофеля). Эти отходы от Пустошеского крахмало-паточного завода, оказывается, ели колхозники уже не первый год, так как на трудодни почти ничего не давали. Что производили колхозы, всё под метёлку сдавали государству, не оставляя даже семян. Весной же семена обратно где-то искали и завозили минимум.
Всё это районное начальство выгребало с колхозов под флагом «для фронта». Однако старики, не потерявшие, разум, шепотом говорили, что люди пухнут, умирают по нескольку человек в неделю по Вотче, но районное начальство оправдывало это тем, что на фронте тяжелей. Они же с досадой говорят и о другом: сверхплановая сдача хлеба, молока и мяса по продиктованным выше обстоятельствам «сдать сверх плана фронту» обходилось полным развалом колхозов, эмиграции трудоспособного люда в лесную и другую промышленность и полному обнищанию колхозников, вдовушек. Однако, те, которые очень старались из районного начальства за сверхплановые сдачи получали ордена и медали, даже орден отечественной войны.
В принципе отец мой - председатель колхоза, умер в больнице, фактически обессилев вследствие недоедания. Мать была настолько больна, что не дожила до отмены карточной системы. В колхозе «Югыдлань», где раньше хлеб делили по 3-4 килограмма на трудодень, были дни, когда умирали по 2 человека в день, как, например, мой отец и его родной брат. Настроение тут моё, хорошо питавшегося почти все годы, кроме 1941 года в начале службы, было исключительно скверное и сразу же я подумал не об отдыхе, а о работе, притом не в колхозе.
Поехал я в Визингу - райцентр. Встал на военный и партийный учёт. Райком предложил мне сразу, как окончившему кооптехникум, работу в ОРСе товароведом. Пошёл я в ОРС (ОРС – Отдел рабочего снабжения Леспромхоза) и встретил сразу земляков: Ваську Сенькина, Виталия Путинцева, Дмитрия Мальцева и дядю Зосима Шустикова. Они были всё начальство ОРСа. Назначили меня товароведом, а это фактически экспедитор по доставке товаров с республиканских баз к доставке их потом уже по магазинам и лесоучасткам. Эта работа очень ответственна и опасна в части недостач, потерь и фактически дорога столбовая в тюрьму. А за недостачи судили строго, до 10 лет каких-нибудь пару тысяч «растраты». Было опасно, но пришлось браться за эту работу, так как жить надо, райком настаивал, да и Шустиков считал, что Путинцев уедет учиться, а я буду его замом..
Получив первую зарплату, мы, фронтовики, кроме Шустикова, решили отметить у меня начало гражданской жизни и сошлись у меня на квартире, которую я снимал в Визинге, в частном доме одну отдельную комнатушку. «Накрыли» стол: бутылка спирту, деревенская капуста, рыбник из трески и хлеб. После первой же стопки спирта начались разговоры о фронтовых делах. И в первую очередь: за что получили ордена.
Путинцев, ушедший на фронт в 1943 году, начал обиженно о том, что он под Ленинградом на какой-то «пятачок» ходил неоднократно по поручению командира дивизии, у кого он был адъютантом, и получил только медаль. А вот у Васи Сенькина Орден Боевого Красного Знамени есть... Высокомерно взглянул на мой орден Красной звезды и говорит: «Вот у него и то боевой орден. Вася Сенькин, конечно несколько возмутился и говорит: «Сходить в часть, пусть даже на пятачок, это боевой подвиг, нашим за такие «успехи» даже благодарность не объявляли. Ты же видать, почти не воевал».
И тут он рассказал, за что ему дали «Орден Боевого Красного Знамени». Вася воевал с 1941 года. Несколько раз ранен. Бывал в разных переплетах и в отступлении и наступлении. Однако высокую награду заслуженно получил под Кенигсбергом, когда брали они какую-то крепость, которая мешала общему наступлению на город. Крепость-замок, окружённая широким рвом с водой и стеной каменной высотой несколько метров, держалась на пути дивизии уже несколько суток. Танки не проходят ров. Артогонь прямой наводкой несколько метровые каменные стены не берёт. Самолёты не берут, танки наши окружили плотным кольцом. А они, задвинув чугунные двери, бьют по нашим из пушек и назад.
Тогда группе разведчиков, в том числе Васе поручили найти щель и забраться внутрь. Через сутки они нашли вновь выложенную стену с тыльной части у фундамента, ночью разобрали и кошками забрались внутрь замка. Сориентировавшись в постройках внутри, поняли, что там не так уж и много фашистов, может сотни две.
Решили, кому и где устроить шухер: кто у вышки с бойнями, кто у казармы с отдыхающими немцами, кто у сарая с сеном и лошадьми, кто подвал. А Васе досталось подобраться к батарее пушек у больших задвижных дверей, снять часовых, ликвидировать пушки по возможности и взорвать нишу со снарядами, где была не одна сотня фугасных снарядов. Васю забросило куда-то от взрыва сотен снарядов, и очнулся он только в госпитале через несколько суток. А когда вернулся в часть, ему рассказали, что взрыв снарядов в нише развалил крепостную стену шириною около десяти метров, куда и ворвался потом батальон их полка, добили фашистов, нашли Васю у одного пушечного лафета в яме и отправили в госпиталь.
И Вася Сенькин, обращаясь к Путинцеву, говорит: «Ты говоришь, ходил на передовую, передавал приказание и получил медаль, а нам вот так, как у этой крепости, приходилось находиться почти все годы войны. Те, кто с 1941 года воевал, пусть с передышками, и остался жив, надо всем или Героя давать или хотя бы орденами Ленина награждать, а лучше всего сделать кавалером всех Орденов Славы». А может, он и прав, но многие вернулись, даже раненые не имеют боевых наград, даже медали за боевые заслуги. На войне меньше всего награждали солдат и сержантов, а больше начальников. Батарея стреляет - комбату орден, и одному наводчику - медаль. Хотя от наводчика точность зависит больше, чем от комбата. Да и в пехоте солдат не особенно в почёте. Путинцев не раз вставал, горячился и говорил: «Знаете ли вы этот …пятак, где земле нет метра, где бы ни упал снаряд, мина или бомба? Там одни могилы!».
Но я тут не выдержал и ответил: «Я вот с 1941 года был во всяких боях, даже рукопашном, а «звёздочку» дали в Чехословакии, когда мы втроём прошли между лесами и оврагами далеко во фланг немцам, можно сказать в целях самозащиты открыли огонь по тылам или флангам немцев, которые, испугавшись окружения, побежали, а наши батальоны пошли в наступление. Командир батальона нашей бригады сообщил о случившемся с нами, охарактеризовал как подвиг и просил нас всех троих наградить орденами. Командир дивизиона, конечно, поддержал, был доволен, что его бойцов похвалили, и представил нас троих к орденам «Красной звезды», что мы и получили.
А раньше в 199-м батальоне или в артдивизионе за время войны разве мало было, за что можно было представлять к награде? Продолжая успокаивать зависть Виталия, я добавил: «Ты ушёл в 1943, пока учился в Устюге, пока формировалась часть, служил у начальства в штабе дивизии и щеголял перед девками, всё же мало видел боёв и по правде говоря ты в них никогда не участвовал. Не обижайся и не обижай нас. Скажи спасибо судьбе, что тебе повезло, ты жив и здоров, ни разу не ранен даже». И действительно у Васи целого места на теле нет: то синяки, то выбоины, то швы. Мне ведь в принципе тоже повезло: дважды легко задело, немного контужен и остался жив.
Так беседовали три друга при первой встрече после войны. Это были я - товаровед ОРСа, Виталий Путинцев - зам.начальника Сысольского ОРСа и Вася Сенькин - главный бухгалтер этого же ОРСа, все Вотчинские, знающие друг друга с детства. Только Путинцев помоложе. Я уже ушёл на фронт, а он только поступил в техникум, в тот же - кооперативный. Потом ещё было много подобных встреч, бесед и споров у земляков. Вскоре Путинцев уехал учиться, я занял его место. Он приехал с учебы, и направили его в Кажимский ОРС начальником, я уехал учиться на начальника ОРСа и, приехав с учёбы, стал начальником Кажимского ОРСа. Таким образом, я шагал за Путинцевым.