На хромом коне я уже сам стал привозить понемногу дров, если отец подготовит, и полен и чурок нарубить мог, лучины к зиме заготовить, снять бересту и оскоблить кору.
Приближался Ильин день и ярмарка в Черевкове. Отец еще накануне приготовился ехать на ярмарку. Не додумались мы с мамой, почему отец на сеновале снимает хранящиеся вилы, недоделанные лопаты и складывает на телегу, а оказалось, что он решил продать этот инвентарь за какие-нибудь копейки и пропить. Поехала мама, и я поехал. Народу на ярмарке непроходимо. Мы ушли с мамой в церковь к обедне и пришли к телеге. Но скарб наш цел — видимо, никому не нужен. Отец связал веревкой весь скарб и на плечах унес куда-то в ближайшую деревню. Долго мы ждали, и вернулся он не вовсе, но пьяный — видимо сбыл свой товар. По приезде домой хромой конь был выпряжен, и я свел его, навязал на травку. Отец ушел к соседям покурить, а время позднее — пора спать, и мы уснули. Вернулся отец, лег возле меня, не раздеваясь, в жилете. Проснувшись, мы отца не нашли — он куда-то ушел. Вероятно, как обычно, ушел к соседям. Не приходил до вечера, в кабаке справлялись — не был. Прошли сутки, двои,— нет и нет. На четвертый день заявили уряднику, он дал распоряжение искать по баням, овинам, во ржи, и сельисполнители искали в такое дорогое время — сенокос, жатва. Прекратили поиски.
На заборах и домах появились объявления: «20 июля среди ночи пропал человек без вести. Приметы: без шапки, босой, на нем серый жилет и серые брюки, рост средний, небольшая рыжая бородка. По обнаружении сообщите уряднику второго участка». Прошла неделя-другая, никаких сведений об отце нет. Мама пошла заказывать молебны в Черевковскую, Ягрышскую, Ракульскую церкви. Наконец из Ягрыша один человек сообщил и то через людей заказал, что на речке Авнюге на сенокосе он видел человека, который собирает малину, весь оборванный и без шапки. Без сомнения, это — отец. Наняли мы соседа по деревне, охотника, который все зимы на Авнюге ловил зверей и рыбу, знал там все охотничьи избушки и каждый пень.