При следующих выборах мировых судей в 1871 году вступил в число почетных мировых судей и я, и был таковым в течение 10 лет; деятельность моя по этой должности была ничтожна; я бывал иногда в распорядительных заседаниях мирового съезда, а в судебных заседаниях участвовал лишь в определенный день недели в летнее время, когда мировые судьи находились в отпуске и занятия распределялись между наличным составом.
Прежде нежели говорить о других происшествиях рассматриваемого времени, не могу не сказать о тех обязанностях по общественной службе, которые на меня возлагались, и о том, что мною было при этом встречаемо.
Окончивши двухлетнюю службу старостой в Купеческой управе, я по собственному желанию был тотчас же выбран в торговую депутацию, которая тогда представлялась самостоятельным учреждением и служба в ней считалась довольно высокой, будучи замещаема по закону купечеством 1-й гильдии; тут я был избран из среды 7 составлявших ее лиц председателем. Надобно сказать, что предместники наши были люди в законоведении неопытные и с делопроизводством вовсе незнакомые, поэтому там сверх штатного секретаря, получавшего 420 руб. в год, был еще частный делопроизводитель, которому платилось присутствующими из собственных средств 900 руб.; эту обязанность исполнял какой-то старец, сидевший там много лет и считавшийся необходимым руководителем, как он новому составу депутации был отрекомендован нашими предшественниками. Я решился избегнуть этого расхода и уклониться от пользования услугами предложенного руководителя. Сначала мои товарищи опасались того, что мы не справимся без такого лица, но это забылось ими весьма скоро, так как надобности в нем никакой не встретилось. Затем канцелярия состояла из 3 писцов, получавших жалованья по 180 руб. в год. На содержание депутации Думой отпускалось всего 1500 руб., остальное употреблялось на печатание ведомостей для производства ревизий и письменные расходы; естественно, что служащие должны были питаться поборами с обращавшихся по разным делам лиц и с рядских старост, которых было в ведении депутации человек, думаю, 40. Так как незадолго перед тем было введено новое положение о пошлинах за право производства торговли и промыслов 1865 года и потому возникали разные недоразумения, то переписки было довольно много, тем более что Распорядительная дума, которой депутация была подчинена, была пристрастна к письменности. Я сократил расходы введением печатных бланков, сообщением ответов на бумагах, содержавших запросы, и переложением обязанности заготовлять ведомости на рядских старост, получавших вознаграждение от торговцев, существовавшее под названием "подможных". Это дало возможность возвысить жалованье секретарю до 600 руб., а писцам до 300 руб., с ограничением числа последних двумя лицами и избежанием при этом надобности в каких-либо расходах со стороны членов депутации на содержание канцелярии. Занятия торговых депутатов, заключавшиеся в производстве поверки торговых документов вместе с чиновниками казенной палаты, составляли деятельность внешнюю, требовавшую от них странствования по городу; в самое присутствие депутации, бывавшее по вторникам и пятницам, они собирались лишь по мере надобности; я же, произведши в первый год службы поверку Городской части, хотя и самую большую по количеству заведений, но сосредоточенную на небольшом пространстве, в остальные годы этим не занимался, ограничиваясь занятиями в присутствии.
Служба в торговой депутации не имела значения в общественном отношении; депутаты представлялись, в искаженном смысле этого слова, представителями интересов казны одинаково, как и прикомандировывавшиеся к ним чиновники. Я пошел в эту службу лишь для того, чтобы сократить произвол последних, особенно начавший проявляться с изданием нового положения, дававшего место разнообразным толкованиям, тем более что в чиновном мире существовал взгляд на купеческих представителей, как на лиц, не могущих знать и даже понимать требований закона, как на слепых исполнителей указаний чиновничества. Так это было ранее, а потому и укоренилось в общем сознании; притом чиновники держались правила составлять возможно более протоколов об обнаруженных ими нарушениях, так как, с одной стороны, они этим могли выказывать перед начальством свою деятельность (она определялась количеством обнаруженных нарушений), а с другой - они были заинтересованы материально в сумме наложенных штрафов. В этом отношении мне пришлось достигнуть цели, хотя и возбудить неудовольствия чинов палаты. Удалось доказать на деле, что представители купечества одинаково, как представители казны, могут обладать знаниями законов и что поверка возлагается на депутатов, чиновники же палаты являются лишь наблюдателями за производством ее. По этому предмету было возбуждено мною пререкание с самой казенной палатой, настояниям которой я не подчинился, и палата уступила. Такой образ действий, равно как и то, что мною были составлены довольно подробные замечания по поводу различных недоразумений, вызываемых новым положением (чего ранее не существовало), было шагом к совершенному изменению со стороны казенной палаты существовавшего дотоле взгляда на выбранных из купечества лиц и к сближению моему с начальством палаты. При вступлении моем управляющим палатой был князь Юрий Александрович Оболенский (из круга славянофилов), с которым я тогда знаком не был, так как дел никаких до него не имел; затем его заменил Николай Яковлевич Макаров, перешедший из вице-директоров департамента неокладных сборов (впоследствии он был товарищем управляющего государственным банком), человек в высшей степени добросовестный и деликатный, с которым мне пришлось близко познакомиться и о котором у меня сохранилось самое хорошее воспоминание.
При окончании первого года службы моей в торговой депутации были назначены выборы в члены Коммерческого суда и вот у меня явилось желание попасть в эту должность. Служба в Коммерческом суде считалась весьма высокой, равной со службой в палатах, притом неответственной, а потому в нее выбирались прежде прослужившие уже в более трудных должностях или пользовавшиеся протекциями; желание мое не откладывать поступления до следующего времени выборов исходило и из того, что тогда уже был возбужден вопрос о применении к коммерческим судам новых судебных уставов и о слиянии их с общими судебными местами, а так как в это время мне уже пришлось выдвинуться в разных работах по общественным делам и отношения мои к старшине Бостанджогло были тогда гладки, то я был выбран с условием не оставлять, до окончания 3-летнего срока, службы в торговой депутации. При выборе я вышел 2-м по числу баллов, вследствие чего поступил в 1-е отделение суда, которое считалось лучше, потому что в нем присутствовал сам председатель; заседания в 1-м отделении происходили по понедельникам и четвергам и соединенные обоих отделений по средам, а потому это давало мне возможность по вторникам и пятницам заниматься в торговой депутации.
Общественные работы, которые мне приходилось исполнять и которые содействовали моему избранию, кроме работ по таможенным тарифным делам, о чем будет сказано ниже, заключались в следующем. В 1866 году от купеческого общества была потребована присылка 3 лиц для участия в комиссии, учрежденной при 2-м отделении собственной Его Величества канцелярии при рассмотрении составленных проектов вексельного устава и главных оснований производства дел о несостоятельности. Надобно сказать, что проект вексельного устава был ранее того (в 1862 году) присылаем на обсуждение биржевого купечества; это был первообраз устава, получившего 2 года назад утверждение. Собрание выборных купеческого сословия решило просить о передаче ему составленных проектов на предварительное рассмотрение, объясняя, что оно затрудняется снабдить избранных лиц потребными указаниями. Хотя на это и последовало согласие, но назначенное обсуждение проекта вексельного устава в комиссии под председательством товарища главноуправляющего 2-м отделением Д.М. Сольского (теперь графа, председателя Департамента экономии Государственного совета) состоялось, для чего были посланы лица, к числу выборных не принадлежавшие: Павел Вас. Осипов - доверенный Бавыкина, фигурировавший в то время как один из устроителей вспомогательного общества приказчиков и как знающий недостатки вексельного устава по сношениям с иногородними покупателями, затем Василий Ил. Усков, считавшийся в глазах оставшихся старых выборных, имевших еще значение, каким-то юристом, так как он при отце своем занимался письмоводством по ведению конкурсных дел; к ним присоединили еще Василия Александр. Кокорева в тех видах, что он в Петербурге знал все ходы. Совещание это ограничилось лишь обсуждением некоторых главных вопросов, возбуждавшихся новым проектом вексельного устава; вслед же за этим оба проекта были переданы на обсуждение купеческого общества; для этого собранием выборных была составлена комиссия, особая от существовавших. Надобно заметить, что тогда в комиссиях, согласно установленному в Общей думе порядку, избирался всегда, кроме председателя, из среды членов делопроизводитель, и вот в эту комиссию председателем был избран Максим Ефим. Попов, состоявший в то время членом Коммерческого суда, человек ловкий как торговец, но образования не получивший и потому, конечно, с письменной частью незнакомый; делопроизводителем же был назначен я (однородная с этим обязанность была на меня уже возложена и по комиссии о пользах и нуждах). Попов, сомневавшийся в силах комиссии для составления надлежащих замечаний по такому делу, пригласил к участию также председателя Коммерческого суда Александра Вас. Назарова и его товарища Илью Алекс. Сусорова; но сомнения эти рассеялись тотчас же, так как комиссия показала свою способность к самостоятельной разработке таких вопросов; вся работа выпала в этом случае на мою долю; совместные же занятия эти познакомили меня довольно близко с представителями Коммерческого суда.
Как шли дела в Коммерческом суде ранее, я точно не знаю; но, видимо, там главное значение при решении дел имел взгляд председательствующего, как законоведа, хотя в последнее перед тем время уже начали появляться в числе членов лица, выступавшие с самостоятельными взглядами, такими были, например, как мне передавал Василий Дмитр. Аксенов, ранее Федор Иван. Черепахин, а позднее Иван Иван. Четвериков и, наконец, сам он. Надобно заметить, что, со времени учреждения суда, члены, по закону, не отмененному доныне, избирались всегда на 4 года, сменяясь в половинном составе, так что при каждом выборе оставалась половина старых членов; порядок этот отменен в последнее время совершенно произвольно.
При моем вступлении в 1-м отделении оставались: упоминаемый выше М.Е. Попов, хотя человек весьма толковый, но очень преклонявшийся пред мнением председателя, и Михаил Илиодор. Ляпин, получивший надлежащее образование и бывший в состоянии отстаивать свои мнения, при способности разобраться в законах, но не всегда прилагавший это к делу. Новыми членами вступили: старший по избранию Никандр Матв. Аласин; это был человек, бывший ранее хлебным торговцем из мелких, затем расстроившийся и промышлявший, как говорили, в качестве свидетеля в присутственных местах, но в последнее перед тем время высудивший после своего родственника, Вольского торговца Курсакова, большой капитал и потому начавший являться представителем единоверцев (на постройку новой единоверческой церкви на Рогожском кладбище им было употреблено, по тогдашним слухам, до 200 тыс. руб.); он был метеором, ибо лет через 10 он уже нуждался в деньгах, а потом занимал по мелочам у знакомых и умер лет 10 назад в совершенной бедности, состоя под конкурсом; при выборе в Коммерческий суд он считался, вследствие его судбищ, законником; таким он себя и представлял в суде, тогда как понимал очень немного; младшим из новых членов был я.
Во 2-м отделении оставались от прежнего выбора: Семен Вас. Перлов - человек благодушный, но в судебных делах несведущий, и Сергей Петр. Карцев, получивший образование, бывший в состоянии разбираться в вопросах о применении законов и имевший самостоятельные убеждения. Новыми вступили: Валентин Констант. Крестовников, также весьма образованный и имевший возможность хорошо понимать подлежащие разрешению суда дела, и Павел Михайл. Рябушинский, хотя и не получивший образования, но способный усваивать суть дел и вообще весьма толковый и стойкий.
Таким образом, состав суда был, в общем, весьма удовлетворительным. Председатель А.В. Назаров, происходивший из московского купечества, имел в среде крупного купечества большое знакомство и пользовался как с его стороны, так и со стороны членов суда, большим уважением; И.А. Сусоров был также сыном московского купца и был в хороших отношениях с членами. Жизнь в суде носила до известной степени патриархальный характер; состоявшие при суде лица, снискивавшие расположение А.В. Назарова, признавались безапелляционно вполне добросовестными; о недостатках суда или о каких-либо злоупотреблениях не могло быть и речи, если этого не усматривало ближайшее начальство, а сего не бывало никогда. Секретарем 1-го отделения был Орлинков (Матвей Матв.), весьма способный, человек еще довольно молодой, умевший весьма обстоятельно излагать решения, хотя этим он упражнялся лишь относительно исключительных дел; помощником его - Андреев (Василий Сем.), старый служащий из заурядных; начальником стола по словесной расправе был Некрасов (Мих. Дм.), немного не заставший открытия суда; он писал решения и докладывал их, знал наизусть, где в XI томе - на какой странице, вверху или внизу, помещается та или другая статья, которая требовалась для применения; начальник стола по письменному, в том числе конкурсному, производству - Бецеволенский (Петр Мир.); это была безобразнейшая, с огромным брюхом, фигура, на которой сидела вросшая в туловище голова, имевшая вид полнолуния (надобно заметить, что в то время почти все чиновники суда были гладко бритыми); вся грудь его была постоянно покрыта нюхательным табаком; докладывал дела он, всегда задыхаясь и воздевая глаза кверху; это был ревностный покровитель конкурсных дел мастеров. Все эти чины пользовались благоволением председателя.
Во 2-м отделении секретарем был молодой человек Покровский (Александр Ник.), по виду не подходивший к другим служащим, но, под влиянием существовавшей атмосферы, подчинившийся ее влиянию; помощником его состоял тогда Постников (Фед. Гер.), впоследствии бывший секретарем, а затем до смерти членом вексельного отделения; человек он был толковый, но довольно грубый, знавший дело свое во всех отношениях; начальником стола по словесной расправе был, кажется, Межецкий (имени не помню), а по письменному производству - Фивейский (Пав. Ник.); это был безжизненный экземпляр, сидевший там давно и знавший все тонкости крючкотворства; был еще экзекутор Авилов - совершенная древность; находился он там со времени открытия суда; пристав Лицынский, умевший за надлежащее воздаяние вручить повестку кому угодно, хотя бы даже мертвому; наконец, его помощник Палубинский (Ст. Ст.), умерший не особенно давно в роли пристава; это был тогда молодой человек, бывший искусным в делании разных фокусов. Фаланга всех этих лиц проходит перед глазами при этом воспоминании. Происхождение их, а потому и род образования, которым они обладали, виден из их фамилий.
Конкурсные дела затягивались на нескончаемое число лет; было, например, такое дело известного в свое время фабриканта мануфактур-советника Ивана Петр. Кожевникова, которое длилось чуть не 30 лет. Принадлежавшие Кожевникову Леоново, Свиблово и Лихоборы назначались в продажу многократно в течение многих лет; но каждый раз первые торги не могли состояться, и тогда все дело отсылалось в губернское правление для переоценки имущества, в чем проходило полгода и более, затем назначались новые торги, при которых происходило то же, и все это повторялось бы без конца, если бы член суда Ляпин, знакомый с порядком производства торгов, не обратил на это внимания (это было перед моим вступлением) и не настоял на назначении переторжки без новой переоценки; тогда дело было покончено. Этот конкурс давал канцелярии суда доход в течение такого долгого времени, как было слышно, в несколько тысяч рублей в год; потерять его было нежелательно. И.П. Кожевников был истомлен судом; числа жалоб, поданных им в Сенат, а затем переходивших на рассмотрение общего собрания, я не помню; но оно было огромно. Вопрос о свойстве его несостоятельности был рассматриваем судом при мне; ввиду тех пыток, которые ему пришлось вынести, я настаивал на признании его несчастным; но А.В. Назаров указывал на то, что это даст ему повод начать иск с суда; он же вынес уже 2-летнее заключение и потому признание его неосторожным не будет иметь для него последствий; члены в угождение согласились с этим.
Я уже говорил ранее, что при Коммерческом суде состоял организованный штат присяжных стряпчих; в числе их некоторые пользовались особой известностью и расположением со стороны председателя, а через то и со стороны угодливых членов. Такими были, например, Алексей Алекс. Имберх, он был статским советником, а потому, когда он представлял собою тяжущуюся сторону, председатель предлагал ему, по закону, садиться (для чего было одно кресло) и объясняться сидя, хотя бы другая сторона и оставалась на ногах; но он из приличия не пользовался этим; Михаил Вас. Аристов, объяснявшийся кратко и убедительно, личность темная; Павел Иван. Архипов - старинный стряпчий, в мое время лично не занимавшийся уже делами, передавший это сыну Николаю Павловичу; Владимир Тимоф. Федоров - довольно древний; Александр Дмитр. Лютер - поверенный преимущественно иностранцев, говоривший с большим акцентом; Бронислав Урбан. Бениславский - весьма дельный адвокат, и некоторые другие.
Трудно бывало тяжущейся стороне, когда ее представлял поверенный из малоизвестных или сам тяжущийся, а на другой стороне был один из таких пользовавшихся авторитетностью стряпчих; тут приходилось напрягать усилия для поддержания слабо представленной, хотя и правой, стороны, а такие случаи бывали.
Посторонних слушателей в заседаниях не бывало, хотя в то время уже возник вопрос о допущении их; исполнить это не было средств, так как возле присутственных помещений никаких других, в которые было бы возможным выходить для обсуждения и решения дел, не существовало, поэтому в присутствии поддерживался вообще семейный характер; знакомые лица, в том числе присяжные стряпчие, а также и служащие при обращении к ним председателя, назывались по имени и отчеству, а не так, как это делается теперь в общих судебных местах.
По прошествии двух лет - с 1870 года вступили выбранные новые члены: в 1-е отделение - Николай Козьм. Бакланов, имевший полную способность разбираться в подлежавших рассмотрению делах и применении к ним законов, и В.И. Усков, о котором упоминалось выше; это был член, знакомый лишь из своей раннейшей практики с крючкотворством по конкурсному производству; а во 2-е отделение - Петр Алекс. Бахрушин, человек толковый, но необразованный, и Николай Александр. Мусатов, человек более развитый.
Надобно сказать, что в то время существовал обычай при окончании службы делать со стороны выходящих членов обед, на который приглашались остающиеся члены и вновь вступающие, а также председатель, товарищ его, секретари и их помощники; такой же обед давался всеми членами ежегодно 10 октября в день открытия Коммерческого суда. Сохранился ли этот обычай, в прежнее время традиционно поддерживавшийся, не знаю.
Служба в Коммерческом суде была для меня не совсем легкой потому, что она требовала обязательного высиживания в суде в течение определенного времени, а время это, продолжавшееся вообще от 12 до 4 часов (в настоящее время как слышно, заседания затягиваются иногда до 9 часов) совпадало как раз с тем временем, когда было нужно навещать своих покупателей, и хотя одному члену можно было всегда отсутствовать, не нарушая потребного для состава присутствия числа; но этого нельзя было делать без предварительного соглашения, а надобность в отсутствии возникала неожиданно. В последнем 1872 году я, по случаю новых занятий в Торговом банке, по необходимости суда не посещал.
При перечислении служб я не стану здесь касаться тех, которые занимаю до сих пор; о них и связанных с ними обязанностях речь будет ниже; здесь же скажу в заключение, что с 1875 года в течение 4 лет (двух выборных сроков) я, по избранию Купеческого общества, состоял членом учетного комитета московской конторы Государственного банка. Комитет собирался тогда 2 раза в неделю - по вторникам и пятницам; члены делились пополам, так что каждому приходилось бывать один раз в неделю; занятие было нетрудное, исключая времени крушения Коммерческого ссудного банка, когда число заседаний было увеличено до 3 и доставалось высиживать с 1 до 5 часов. Контора Государственного банка помещалась тогда на Солянке в здании Опекунского совета; управляющим был дейст. ст. сов. Николай Ильич Палтов. Это был человек, заслуживающий упоминания; попал он сперва в директоры, а затем в управляющие, как передавалось, по некоторым отношениям к его предместнику Дюклу; он был какой-то эксцентрик или просто чудак, если не признавать его идиотом; держал он себя относительно служащих в конторе банка чрезвычайно важно; когда он прохаживался по конторе, а это совершал он точь-в-точь как индейский петух, то все служащие должны были вставать, иначе он тут же учинял нотацию; я был этому свидетелем, и он после того передавал мне, что служащих надобно держать в строгости и что от них следует требовать соблюдения дисциплины в отношении к начальству. Когда он приезжал в контору, то не раздевался в общей передней, чрезвычайно боясь простудиться, а входил наверх и там разоблачался, а затем мерным шагом шествовал мимо всех операционных отделений в свой кабинет; за ним один служитель нес верхнее платье, калоши и шляпу, а другой шел впереди и звонил в колокол; все чины конторы должны были стоять при таком шествии. Поводом к устройству этого порядка послужило ему то, что в самом Государственном банке при появлении управляющего электрический звонок давал о том знать в помещении, где находятся отделения (так было при Ламанском, как я сам встречал; не знаю, поддерживается ли то же теперь; кажется, его преемник Цимсен отменил это); а так как в московской конторе электрического звонка не существовало, то Палтов заменил его колоколом. Самый кабинет его отделялся от присутственной комнаты учетного комитета невысокой легкой перегородкой; атмосфера в этой комнате в летнее время была невыносимой, так как окна имели тройные рамы, которые не выставлялись никогда. В заседаниях комитета при учете векселей Палтов заботился преимущественно о том, чтобы было что-нибудь обраковано, дабы был след внимательности при приеме; он самодовольно вычеркивал гусиным пером, употреблявшимся им при писании, если только давался какой-либо неопределенный намек; на столе возле него лежали всегда громадная круглая табакерка и красный платок. Такой экземпляр в течение долгого времени стоял во главе московской конторы Государственного банка; он был впоследствии переведен на покой в члены совета министра финансов и там окончил земное странствование.
Свободное копирование
