В школе меньше всего училось немцев — осанистый граф Гольцендорф, лысый отставной «оберст» <полковник>, престарелая высокородная дама и еще несколько (почти все титулованные). У Ашбе была слабость к титулам, и все время в школе слышалось его «Herr Graf», «Herr Baron», даже «Durchlaucht»; меня же, проведав, что я окончил университет, он всегда называл Herr Doktor. Большинство учеников были иностранцы, между ними венка «Мета», полудурочка, над которой вся школа глупо потешалась; бородатый чех Куба[i], впоследствии знаменитый у себя на родине; красивая черненькая румынка Соня, как все ее звали, хромоножка, которая была горда, а за нее и вся школа тем, что ее портрет написал «сам» Ленбах[ii]; грек Сильва с наружностью «настоящего» художника: с длинными волосами и бородкой а ла Ван Дейк — я с ним часто беседовал, так как он говорил по-французски. Были и двое французов, державшихся особняком (их свежая живопись очень выделялась среди школьных работ и мне нравилась). Я с любопытством присматривался, что делал Садковский, поляк, с которым вскоре я познакомился, а потом и подружился и оценил его тонкий вкус и культурность. Этот маленький блондин, с золотой бородкой, худой и болезненный, был настоящий «прекубист», рисовавший одними прямыми линиями и тоже державшийся изолированно.
В школе учились также двое мексиканцев — один маленький с усиками, другой мрачный, большой, бородатый, которые жили тут же в нашей школьной «избе», на антресолях, и которые однажды при всех столь свирепо повздорили, что даже вытащили ножи, — их еле разняли.
Из русских я уже упомянул о Фильковиче, который был ветераном школы. Трудоспособности он был самой упорной (и никчемушной). Каждого вновь поступающего он поражал цифрами — количеством черепов, которые он нарисовал для изучения строения костей человеческой головы. Вначале это импонировало новичкам, но вскоре его «раскусывали» и от него отпадали, так было и со мной, и бедный Филькович стушевывался и, продолжая свои черепа, скромно поглядывал со стороны и покусывал ус.
До моего приезда у Ашбе занимались, как я уже говорил, Грабарь, Веревкина, Явленский, Кардовский и кн. Щербатов[iii]. Некоторые из них пробыли в школе два‑три года и больше, при мне их уже не было, но почти все еще продолжали жить в Мюнхене. Одновременно же со мной работали петербуржцы Локкенберг[iv], Клокачева[v], Клементьев, киевлянин Мурашко[vi] и много других, приехавших из России, фамилии которых до сих пор помню.
[i] Куба Людвик (1863 – 1956) — чешский живописец, этнограф, музыковед. Учился у Ашбе (1896 – 1904). Его творчество посвящено народной жизни и основано на принципах импрессионизма. Составил 15‑томную антологию «Славянство в своих песнях».
[ii] Ленбах Франц Сераф (1836 – 1904) — немецкий живописец, художественный критик.
[iii] Щербатов Сергей Александрович, князь (1875 – 1962) — живописец, занимался прикладным искусством. Один из владельцев и участник петербургского предприятия-выставки «Современное искусство». Член Совета Третьяковской галереи, член Общества друзей Румянцевского музея. Автор книги «Художник в ушедшей России» (Нью-Йорк, 1954).
[iv] Локкенберг Вальтер Адольфович (1875 – 1929) — живописец, театральный художник, художественный критик. Участник выставок «Мира искусства» (1906, 1911). Работал в качестве декоратора при постановке «Бориса Годунова» в Париже (1908), затем в «Русских сезонах» С. П. Дягилева.
[v] Клокачева Елена Никандровна (1871 – ?) — живописец, училась в Академии художеств с 1891 г., затем в школе Ашбе.
[vi] Мурашко Александр Александрович (1875 – 1919) — живописец и педагог.