Меня больше интересовало движение "евразийцев", среди которых оказались учёные и публицисты, принимавшие участие в сборниках под заглавием "Евразийский временник". Соблазненный евразийскими эмоциями, я в 20-х годах примыкал к евразийскому течению.
Думаю, что помимо полдюжины идеологов евразийства, евразийская "масса" (а в Праге эта масса была невелика - тридцать-сорок человек) примыкала к евразийству не по идеологическим мотивам. Это были в большинстве своём воины Белой армии, озлобленные на Европу за то, что она недостаточно помогла Белому движению во время Гражданской войны, а потом не только не оценила, но даже не заметила великую историческую услугу Белой армии, которая своей трёхлетней борьбой истощила военные и финансовые силы красной империи и не позволила Ленину превратить Европу в Европейский Союз Советских Социалистических Республик, к чему он так страстно стремился и чего мог бы легко достигнуть в 1919-20 гг. Тогда "призрак коммунизма бродил по Европе": Венгерская и Баварская советские республики, восстание спартаковцев в Берлине, бунты французских матросов и солдат на судах и на берегах Чёрного моря. Военные и финансовые силы западных правительств были весьма ослаблены четырёхлетней войной, и во всех странах европейского континента существовали коммунистические партии, готовые с восторгом встретить красных "освободителей".
В 20-х годах я регулярно посещал собрания евразийского семинара под председательством Петра Николаевича Савицкого. Чувствовал живую личную симпатию к этому талантливому и полному духовной жизни вождю евразийского движения, и ещё большую симпатию испытывал к его родителям: Николаю Петровичу, бывшему черниговскому земскому деятелю и бывшему члену Государственного Совета, и Ульяне Андреевне - приветливой, прекрасной русской женщине.
На собраниях евразийского семинара мне часто приходилось выступать против господствовавшей там преувеличенной враждебности к европейскому Западу, и я говорил, что "состою при евразийской церкви на должности штатного еретика". Однажды на собрании евразийского семинара один крайний антиевропеец сказал, вернее, почти крикнул мне:
- Сергей Германыч! Вы сидите между двух стульев!
Попросив слова для ответа, я вышел из рядов, вытащил три пустых стула, поставил их рядом перед публикой, сел на средний стул и сказал:
- Да, Николай Петрович, вы совершенно правы, я сижу между двух стульев. Но всех стульев-то не два, а три, вот вам направо (жест правой рукой) - Азия, налево (жест левой рукой) - Европа, а я сижу между ними, но не на пустом месте, а на своем собственном стуле, называемом Евразией.
Публика весело рассмеялась.
В 30-е годы евразийское движение переживало кризис и постепенно заглохло. Среди верхушки парижского евразийства обнаружилось "сменовеховское" или примиренческое отношение к Советскому Союзу, а один из его вождей князь Святополк Мирский, известный литературный критик и историк литературы, прямо отправился в Москву.
Наше пражское евразийское возглавление не солидаризировалось с парижскими "уклонистами", но не возражало против их направления достаточно громко и определенно. Евразийская "масса", состоявшая из бывших белых воинов, не сочувствовала примиренческим тенденциям и постепенно отходила от евразийского содружества. Отошел и я.
Мое наиболее близкое отношение к евразийству относится ко времени около 1925-26 гг. В это время я по просьбе П.Н. Савицкого написал статью "Россия и Европа в их историческом прошлом", напечатанную в 5-й книге "Евразийского Временника" за 1927 год. По окончании моей дружбы с евразийством я усмотрел в этой статье методологическую ошибку: частный случай я выдал за общую тенденцию. Для характеристики отношений России и Европы я взял отношения Пскова с Ливонским Орденом в XI1I-XV вв. Орден этот был агрессивным авангардом немецкого Drang nach Osten и постоянно совершал нападения на Псковскую землю. Не удивительно, что отношение псковичей к немцам было враждебным. Но это был только местный конфликт. В те же века Новгород Великий мирно торговал с немецкими городами Ганзейского союза, в городе был "Немецкий двор", а к ливонско-псковской борьбе Новгород относился нейтрально: в псковских летописях постоянно встречаются жалобы, что "новгородцы не помогошы".
Свободное копирование
