Где-то к середине августа я был отчислен из команды выздоравливающих и назначен писарем в управление начальника авиации генерала Ткачева. Определили меня на службу в статистический отдел. Под сим солидным названием в действительности скрывалось только два человека: начальник отдела полковник Шимкевич и я.
Задачей отдела было составление сводных таблиц из донесений наших военных летчиков, в которых они должны были сообщать число верст, сделанных ими во время боевых полетов, число сброшенных бомб, расход горючего и тому подобные сведения. Работа была нетрудная, но беда была мне с моим начальником. Он был неумный и суетливый человек. Жаждал деятельности, а делать было нечего, и он находил себе занятие в переделке составляемых мной таблиц.
Составлю я недельную ведомость, он ее одобрит, но через несколько дней прибегает и говорит: "Знаете, Пушкарев, эту таблицу надо переделать: графы надо лучше расположить, так-то и так-то". Я не вижу никакой надобности в этом, но подчиняюсь и делаю мартышкину работу. Проходит еще несколько дней, он опять прибегает со столь же ненужным проектом. Я рассердился, но еще раз подчинился. Но когда та же история повторилась в третий (или четвертый!) раз, я рассердился и сказал: "Господин полковник! Да, право же, прежняя таблица дает гораздо более ясную картину, чем ваш новый проект". Он тоже рассердился и прикрикнул: "Слушайте, Пушкарев! Вы должны исполнять мои приказания. Если я к вам до сих пор хорошо относился, то это не значит, что я не могу скрутить вас в бараний рог". Я озлился и думал про себя: "Ах, ты, сукин сын! Лучше б мозги себе подкрутил, а меня ты не скрутишь! Не на того напал..."
Немедленно по окончании служебного времени отправился в Севастополь на вокзал, где находилась квартира начальника 2-го дивизиона бронепоездов, рассказал кто я и просил перевести на службу на бронепоезд (в пехоту теперь не годился). Начальник выслушал меня благожелательно, дал согласие на перевод и соответствующую справку. Вернувшись в управление начальника авиации, я в тот же вечер написал, а на другое утро представил начальнику канцелярии полковнику Терлецкому рапорт следующего содержания:
"Усматривая из угрозы г. полковника Шимкевича "скрутить" меня, что, находясь на службе в управлении авиации я не соответствую своему назначению и не желая быть скрученным, покорнейше прошу откомандировать меня в распоряжение г-на начальника 2-го бронепоездного дивизиона, дабы я мог послужить русскому делу боевой работой на фронте".
Полковник Терлецкий прочел мой рапорт и, стараясь сдержать улыбку, отцовски пожурил: "Слушайте, Пушкарев, на военной службе нельзя писать таких рапортов". Но я видел, что в его глазах бегают искорки смеха, а не гнева. Предполагаю, что полковник Терлецкий и другие в управлении знали цену моему начальнику. Во всяком случае он сказал: "Ну хорошо, Пушкарев, я доложу генералу (т.е. Ткачеву) о вашем желании", и добавил с улыбкой: "Конечно, я не буду показывать ему вашего рапорта, но доложу на словах". Я с искренней благодарностью отчеканил: "Покорно благодарю, господин полковник!"
Свободное копирование
