23.III--5.IV. Именинница Лидочка и та, в честь к-рой она названа. Бедное существо, утомленное страданием, автор легкомысленной "Мимочки". 61 год, матери 84 и обе "генеральши", дочери и внучки генералов, висят над пропастью нищеты, над пропастью голодной смерти. Стародворянский, глубоко верующий, нравственный, честный слой, но слабый, беспомощный, беззащитный. Изменили идолы самодержавия, подобные бутафорским кремлевским башням, -- красивые, высокие, величавые и... совсем никому не страшные. Изменили идолы православия, подобные кремлевским куполам и колокольням -- отжившая кристаллизация народного духа ввысь, сталагмиты мертвые, поднимающиеся к пустым небесам.
Изменили идолы народности, все эти Минины, Сусанины, Платоны Каратаевы, Власы, Савельичи и пр. и пр. Милое дворянство наше прозевало великую химическую реакцию народного духа с наводнением новых бунтовских идей. В XX веке русский народ -- народ, да не тот. Лучше или хуже -- другой вопрос, но все же это другой Федот, -- не Пахомович, а Либкнехтович по батюшке. Да, вы правы, -- на базарах народ по-прежнему и кажется еще хуже сквернословит: буквально через два слова в третье у него х... или е...м.., -- до того обнищало воображение выродившейся породы, что ругательство обратилось в какой-то алгебраический знак, вроде X, заменяющий всякое недостающее понятие или слово. Народ одичал, это верно, -- но, стало быть, он изменился против того культурного уровня, на котором стоял в крепостные времена. Он потерял поэзию веры, мораль, философию старой патриархальной власти, вежливость всех этих дисциплин и ум, свойственный всякому сложившемуся в веках стилю. Стиль есть красота, и в красоте -- максимум осуществленного природой ума. Все это простонародьем растеряно -- и что же осталось? Первобытный дух праздности, уныния, любоначалия, празднословия, сладострастия, озлобленности. Этот демонический многочлен называется свободой. Что тут уже ни запаха не осталось от розового масла идеализма и героизма, показывает громогласное заявление большевика Лашевича в цирке Чинизелли 2 апреля н. с.: "Свобода печати, свободы личности, свобода собраний -- все это буржуазные предрассудки. Мы от этого отрешились. Мы прямо признаем, что если нам не желают подчиняться добровольно, то мы употребляем для этого силу". Коротко и просто! Тирания умерла, да здравствует тирания! Во вчерашней газете прочел в статье "Genius Loci" какого-то П. А. сравнение "Новой Жизни" с "Новым Временем". Сходство будто бы поразительно при полярной противуположности. "Новое Время" была газета бюрократическая, "Новая Жизнь" газета пролетарская. "Новое Время" проповедывало узкий племенной национализм, "Новая Жизнь" купается в волнах безбрежного космополитизма, в "Новом Времени" писал Меньшиков -- это пугало русской передовой интеллигенции, в "Новой Жизни" придается несвоевременным размышлениям М. Горький -- недавний обожаемый кумир той же интеллигенции. Из этого узнаю в посмертном теперешнем существовании, что я был когда-то "пугалом русской передовой интеллигенции". Ну, что же? Не знаю, как чувствует теперь себя в глубине совести обожаемый кумир той же "передовой интеллигенции", но там -- в глубине совести -- мне не стыдно. Кажется, я вернее М. Горького разгадал истинное существо "русской передовой интеллигенции". Оно именно теперь дозрело до формулы Лашевича, комиссара по продовольствию петроградской коммуны. Тирания -- pus sang {Гнилая кровь (фр.).}, только снизу.
Вечер. Сегодня на базаре столкновение крестьян с Красной гвардией, стрельба, бегство крестьян по озеру вскачь на дровнях, погоня за ними на дровнях же солдат с винтовками. Встретил испуганную Иришу, вице-губернатора Косаговского, дьяконицу -- советывали не ходить: пальба на рынке. И в самом деле, слышались выстрелы. Я насчитал их восемь. Крайнее возбуждение крестьян, особенно баб. Видел, как вели арестованных, но в общем кажется все успокоилось довольно быстро.
Свободное копирование
