Поиски работы длились долго, больше десяти дней. Но я не сообщал домой, что мне плохо и что есть нечего. В конце концов можно было купить кусок хлеба за пятнадцать рублей и мороженку. Из чего они делались, на сахарине или еще из чего-то, не знаю, но как-то это утоляло голод, Карточек нет, поэтому ничего не купишь. Деньги, конечно, я с собой взял, я же получал что-то. Не так много, но мне некуда было их, в общем-то, тратить. Нечего было купить. А потом я продал что-то из своих вещей, рубашку, еще что-то. Ну, конечно, доходил я уже до конца. Вечерами я приходил к этому своему новому знакомцу. Я понимал, что это не совсем хорошо, что этого на территории завода не должно быть. Там могли придраться, я проходил к нему помимо каких-то установок. Иногда они меня немножко угощали, например, вареной морковкой, но это было так, через силу. Главное, мне с ним надо было побеседовать. Он интереснейшие вещи рассказывал.
И вот, в частности, среди тысяч других вопросов, которые я задавал, а он мне в ответ рассказывал, я спросил его: а что такое Новый Завет? По-моему, эта беседа могла быть еще в поезде. Но как-то к этому еще раз вернулись. Я сказал, что хотел бы почитать. Он сразу не отреагировал, но в следующий раз мы к этому вернулись, он говорит: ну, дам почитать. И достал потрепанную, без переплета книжицу — Новый Завет. Говорит: эта книга мне очень дорога, потому что на Северном Кавказе в начале двадцатых годов во время гражданской войны (он то ли участвовал, то ли не участвовал, скорее всего участвовал на стороне, конечно, красных) меня немцы изловили и приговорили к смертной казни. И пока я сидел, ждал смертной казни, я попросил жену, чтобы она мне такую книгу достала и принесла. И со мной в тюрьме была эта книга. Почему-то его потом не расстреляли. Но он мне говорил, что где-то в Пятигорске или Кисловодске, на памятнике тем, кто погиб в эту пору, его фамилия тоже есть. Я потом уже туда слишком поздно приехал, чтобы найти этот памятник. Не важно, он врать бы не стал, он ничего от этого не имел.
Я взял эту книгу. Но это уже было, когда я наконец так-таки нашел работу. Я прочел объявление о том, что институту повышения квалификации при Моссовете, такой-то адрес, нужен истопник. Я решил, что это ничего. Да, там, кажется, обещалось, что можно было жить. Я пришел туда. Меня сразу приняли и сказали: вот туда пойдите, там есть помещение, где вы будете жить. Оказалось это какая-то церковь, такая большая, мощная, перегороженная на шесть или семь этажей. Там были сделаны аудитории, еще что-то такое, и занимались там молодые и не совсем молодые люди по разным специальностям, Институт повышения квалификации при Моссовете. Я пошел в котельную. Там был слесарь, который потом рассказал мне, что он эту отопительную систему кое-как сделал, как мог, а мне надо было топить. Я позже узнал, что там должно было быть четыре истопника, но никто на эту должность почему-то не рвался. А меня вот так приняли. Составили трудовой договор, который где-то у меня валялся, может, даже еще есть. Где эта церковь, какая — я потом вспоминал и никак не мог найти ее. Боюсь, что все было перекроено после 1945 года, все. Я зрительно помню, что она была в каком-то таком небольшом переулке, и так чуть-чуть в палисаднике. Наверное, можно найти, где тогда помещался такой-то институт. Одно время мне надо было об этом помалкивать, потому что, если по всей строгости закона, то за последующие мои деяния меня могли бы и наказать. Я же через месяц удрал с работы, потому что меня не отпускали.
