28 апреля 1924 года, Качалкино
Дося пошла в театр, а я с Танюшей остался один во всей половине дома. Танюшка маму отпустила, оставшись со мной в расчете, очевидно, хорошо провести время. Занялись просмотром картинок в детской энциклопедии. С интересом разглядывала птичек (гусек), 'лолосек' (лошадок), под конец запела что-то без слов. Затем: 'Папуля, я хочу спать'. Сама уложила книжки (недосмотревши двух), терпеливо ждала, пока я приготовил кровать, разделась, смакуя, как она завтра будет опять надевать новенькие ботиночки, платьишко и др., и забралась под одеяло. Я спрашиваю: 'Папуля ляжет с Таней?', получаю милостивое разрешение, она меня обнимает, старается сразу заснуть, но ничего не выходит, очевидно, еще не хочется расставаться с папулей. Начинаются расспросы: 'гусики спят?' 'и бобо спит?' и проч. Потом вдруг вопрос 'папуля, отчего ты не разделся?' поставил меня в тупик; подумав, решил действовать начистую (опасаясь, что напоминание о маме и непривычная обстановка вызовут неудовольствие), говорю: 'Придет скоро мама, она ляжет с Таней, а папа разденется и ляжет к себе'. Оказывается, вполне удовлетворилась. Зачесалась у ней подмышка - понесла какую-то ерунду, что мышка ее укусила тут, содрала кожу, я не стал выяснять, в чем дело, уговаривая заснуть. Все-таки заснула еще не сразу. Спели с ней: 'дулень-бабин' (из 'Садко', песня Дуды и Сопели) (125), перебрали сказки, потом говорю: 'Танюша, закрывай глазки и спи'. Она попробовала так сделать и действительно заснула, ни разу не выразив хоть чем-нибудь неудовольствия.
Ясно, что нервность Доси передается Танюше, и она уже привыкла с ней держать себя по-другому, чем со мной. Конечно, мне легче ее забавлять в короткие сравнительно промежутки, когда я с ней бываю, но все-таки дело именно в нервности, которую она, очевидно, чувствует даже без видимых выражений ее Досей.
Свободное копирование
