22 июня 1924 года, Качалкино
Вскоре после Пасхи, когда Лиза не приехала в Качалкино на праздники, а Танюша продолжала беспокоить (не мог уделять ей должного внимания, Москва занимала настолько - особенно с половины апреля, - что даже воскресенья некоторые приходилось оставаться там, работая по перспективному плану НКЗ), решил выяснить положение дела окончательно. Задал вопрос Лизе (письменно), может ли она, вернее хочет ли, воскрешать Наташу в Тане. Высказал соображение, что если она хочет этого, то сможет уделять больше времени, чем до сих пор, так как это должно захватить ее. У нее здесь будет свое дело, свой уголок жизни (личной). Вместе можно было бы и обсуждать вопрос воспитания Танюши, и 'помнить' Наташу. Объяснил ей, что такой культ не противоречит, по-моему, материалистическому мировоззрению, что мне нужно знать ее ответ окончательный, так как надо решать дилемму: или этот культ Наташи оставить и заняться общественной деятельностью с головой (рискуя Таней), или ограничить эту деятельность главным образом в Качалкино, порвавши с Москвой.
Ответ получился определенный. Для нее прежде всего - дело, затем тульские родные, а уже потом Танюша (следовательно, надо понимать, и Наташа). Конечно, первые две обязанности поглощают целиком и на Качалкино времени не остается. Печально, так как Лиза была ближе всех к Наташе и при ее участии задуманное могло бы осуществиться и полнее, и скорее. Я теперь, вероятнее всего, останусь уже в одиночестве со своими проектами. Трудно рассчитывать найти отклик в ком-либо еще. Не хочется с этим мириться, но и предпринимать решительные шаги, бороться за личную жизнь уже нет охоты. Буду пока ждать и действовать в одиночку, прибегая чаще к этой тетради.
Свободное копирование
