8 мая 1922 года, Качалкино
Читаю дальше эту тетрадь дневника Наташи, записи от 16-18 августа 1920 года. Эволюция отношений Наташи ко мне. Сначала выяснилось принципиальное отношение; когда это не дало определенного результата по многим причинам (но все же не было и полного отрицания), Наташа перешла к рассмотрению последствий развития наших отношений и как будто успокоилась, отринув брак. Но, милая Наташа, запрятанное чувство давало себя знать и толкнуло написать письмо хотя бы в отрицательном духе. Все-таки я не вышел из сферы твоего внимания даже и на месяц. Ведь от этого 'разговора' (письмо 18 августа) тебе стало тяжело, тоскливо на сердце (19 августа). Ты это и хотела сказать!
Я и в 1920 году еще думал, что мысль о судьбе Доси мешает Наташе выяснить отношение ко мне; ее признание 21 августа своей провинности ставит точку над 'i'.
11 мая 1922 года, Качалкино
Сегодня дочитал еще раз записи в эту тетрадь Наташи, и хочется отдать себе отчет в том, что же представляла из себя Наташа. Где причина тех противоречий, которыми полон ее дневник? Да, это была исключительная натура; отсюда и противоречия, да и не противоречия, а сомнения вследствие постоянного анализа своих переживаний: 'горе от ума'. Задатки большого ума, который еще должен был развиться, деятельная безграничная доброта сердца, глубина переживаний, большие дерзновения, смелость мысли и желание абсолютного при отсутствии опыта жизни и умения отличить необходимое от желательного - вот Наташа до материнства.
Может быть, искусственно подавленное чувство ко мне в самом начале и замерло бы, но уже позже (когда, не решаюсь определить) она меня любила, и минуты соития после 10 ноября были 'последней тучей рассеянной бури'. Да, бесконечно много она могла бы еще мне дать и сама пережить, сделавшись матерью.
20 мая 1922 года, Качалкино
Сегодня написал заявление Андрею Михайловичу о согласии занять место специалиста при культуртехническом бюро мелиорации. Придется окунуться в московскую жизнь, бывать в Москве 2-3 дня в неделю. Вечера могут быть более или менее свободны, следовательно, ближе стану к столичной жизни. Признаться, жаль Качалкино, его семейной обстановки. Вероятно, с удовольствием буду возвращаться сюда из Москвы, хотя интересует и московская жизнь. Может быть, немного рассеет грусть. Во что-то это все выльется? Вероятно, труднее было бы решиться на это, если бы была жива Наташа!