5 марта 1922 года, Качалкино
Подготовка к родам
Наташа в этом вопросе руководствовалась книжками, указаниями, читала Жука, и поэтому, когда я незадолго до родов обратился к ней с вопросом, не лучше ли родить дома (помню, пилили дрова и у меня возникло какое-то опасение за роды), Наташа категорически заявила, что лучше родить в больнице. Сообразуясь с указаниями Жука и веря больницам (то есть считая, что в больницах вообще все должно быть приспособлено), она не сомневалась в правильности своего решения. Не раз у меня все-таки возникали опасения за благополучный исход родов, но мысль эту я отгонял как несуразную.
Помню, как-то и Наташа обратилась ко мне с вопросом, а что если она умрет родами? Я только рассмеялся на это (говорили мы, идя из главного здания домой по узкой тропке, так что было неудобно вести разговор). Так он и кончился в шутливой форме. Я еще говорил Наташе, что надо бы ей сходить в Сухарево, посмотреть, в каком теперь состоянии больница, и поговорить с Любовью Борисовной. Наташа как-то не обратила на это внимания, заявив, что дрова в больнице, кажется, появились.
Доктор Дик, познакомившись с результатами анализа Наташи, заявил мне, что все обстоит благополучно. По его рассказам, роды могли случиться между 11 и 15 января. Запишу еще со слов Наташи отзыв доктора Дика о ее состоянии и способности к родам. Осмотрев ее, он сказал, что рекомендовал бы советской власти дать ей хороший паек и мобилизовать для рождения ребят. Как же вяжется с этим исход родов?
Ожидая роды скорее с опозданием, чем раньше срока, Наташа седьмого днем, в первый день Рождества, писала письма и в них говорила о родах как о довольно далеком деле. Седьмого после хорошего обеда, около четырех часов дня, я развалился на оттоманке. Подвалилась ко мне и Дося. Потом встала из-за стола и присоединилась к нам Наташа, сказав, что ей нехорошо - чувствуется какая-то боль. Отдышавшись после обеда, сели играть в преферанс. Наташа опять жалуется на боль, но так, будто и сама не придает ей значения. Вспомнила, что, если вдруг с ней что случится, у нее нет чистого белья (то есть глаженого - все было накануне выстирано ею же самой). На всякий случай решила выгладить. И вот после ужина гладит белье и вдруг корчится, валится на гладильную доску. Тогда мне пришла мысль спросить совета нашей фельдшерицы Веры Александровны Полещук. Наташа согласилась, и я пошел за Верой Александровной. Та, придя и расспросив Наташу о ее ощущениях, на мой вопрос, роды ли это или предвестники еще далеких родов, ответила, что, по ее мнению, это начало родов, и рекомендовала ехать еще с вечера, то есть тотчас. В одиннадцатом часу я побежал за лошадью. Пришлось по случаю праздника обежать все бараки. Нигде ни души. Наконец наладил лошадь, и около двенадцати тронулись в путь с кучером - татарчонком Каюмом.
В селе Троица во всех домах мрак: старики, значит, по празднику легли спать, а молодежь где-то гуляет. В больнице тоже в окнах темнота. Дверь оказалась запертой, на стук не отворяли. Оставив Наташу на крыльце, я побежал к Любови Борисовне - во всем доме темно. Позже оказалось, что все 'сухаревцы' у Агриппины Александровны. Извлек оттуда Агриппину Александровну Герасимову, которая занималась в больнице акушерством. Дверь в больнице оказалась незапертой, но ее было трудно открыть (сломана рукоятка). На всю больницу одна небольшая лампа. Горячей воды нет, поэтому ванной сделать нельзя. Начали ставить самовар. Агриппина Александровна, осмотревши Наташу, сказала, что часам к шести утра родит, и ушла к своим гостям. Я уехал домой. Это было около часу ночи. Наташа была душевно спокойна и занята своими болями.
Роды
Как выяснилось на другой день, в третьем часу ночи лопнул пузырь, пошли первые воды. Наташа отправила за Агриппиной Александровной сиделку. Акушерка пришла, когда роды уже начались; они быстро кончились, так что без двадцати три уже все было готово. Следовательно, не посоветуй Вера Александровна ехать тотчас, может, Наташа родила бы дома или дорогой, так как я привез ее в больницу всего за два часа до родов. Может быть, это было бы к лучшему? Восьмого утром, взявши лошадь и того же Каюма, с Досей отправились в больницу по хорошей дороге (день был яркий, солнечный - прогулка великолепная). На крыльце больницы Агриппина Александровна сказала нам, что родилась дочь. Дося не могла удержаться, чтобы не высказать своего разочарования, да и я как-то на секунду был разочарован. Но увидал Наташу, и все тотчас же прошло - забыл о мальчике.
Наташу нашел как-то безразличной, как будто она слегка чувствовала себя виноватой, что родился не мальчик, - может быть, опасалась, что нас это огорчит. Не была она особенно оживлена, и ничто вообще уже не обращало на себя внимания.
Вечером был в Качалкино маскарад, я нарядился в сюртук и чувствовал себя как на празднике - поздравления сыпались на меня со всех сторон. А ночью я написал письма Наташиным сестрам и отцу.
Ровно через сутки к поздравлениям дорогим тетушкам с праздником Рождества Христова спешит присоединить и свои племянница Танюша, опоздавшая с этим (по случаю нахождения в чреве матери) всего лишь на 14 часов, что удостоверяет ее бесконечно счастливый отец.
Глубокоуважаемый Александр Митрофанович! Это письмо Наташа писала около часу дня седьмого числа, а через 14 часов она подарила Вам внучку, а мне дочь Танюшу, о чем спешу Вас известить по просьбе Наташи. И мать, и дочь чувствуют себя великолепно, причинили только немало хлопот по случаю праздника. В 9 часов вечера Наташа схватилась гладить себе еще не совсем подготовленное белье, а в двенадцатом часу я ее уже повез в больницу. В третьем часу ночи она сравнительно легко родила здоровенькую девочку, с чем считаю себя обязанным Вас поздравить.
Бесконечно благодарный Вам за то, что вырастили такую во всех отношениях идеальную для меня женщину, В. Шмырёв
Незаметно прошел и следующий день. Началось на третий.
Болезнь
К вечернему обходу температура поднялась; решили, что засорение желудка, и сделали клизму. На другой день было уже 40,2 градуса, вечером скобление, и тут только мне заявляют, что послед был перерожденный, что ожидали осложнения и проч. Одно время мне казалось, что имело значение происшествие ночью накануне повышения температуры. Танюша лежала в кроватке рядом с Наташей. Кровати стояли вплотную друг к другу. Танюша была мокрая, сиделка спала. Наташа не хотела будить (да и не очень доверяла им), решила сама перепеленать. Положив Таню на край своей кровати, она потянулась за пеленками, висевшими на спинке кровати в ногах. Она не заметила, что детская кроватка отодвинулась и между нею и кроватью Наташи образовалась щель, в которую Танюша и начала сползать. Ната заметила это, перебралась на место с пеленками, когда была видна еще одна голова Тани, за которую Наташа и схватила ее. Удержав ее таким образом от падения на пол, отодвинула коленом кроватку Танюши, подхватила ее себе на грудь и грохнулась с ней на свою кровать в глубоком обмороке. По Жуку, мне думалось, что во время этого обморока и волнения произошло всасывание яда стенками матки. Доктор Дик отрицает это.
Через день - еще скобление, и при этом находят (делала оба раза Агриппина Александровна, считавшаяся в больнице специалисткой этого дела) кусочки оболочки последа и маленькие кусочки самого последа (так при мне говорила позже Агриппина Александровна доктору Артемову). Агриппина Александровна говорила, что оболочка последа была разорвана, и нельзя, мол, было решить, не остались ли кусочки в матке; сам послед ей тогда показался целым (до того ли ей было, если, может быть, она была по случаю гостей подвыпивши, хотя она мне говорила, что спиртного у ней не было).
Тринадцатого вечером я поехал за 16 верст в Осташковскую больницу за доктором Аржиневским. Ночью с ним приехал в Сухарево. Наташа уже дня два была в бреду, хотя еще не сплошь все время. Аржиневский подозревал брюшной тиф и воспаление одного легкого. Четырнадцатого Дося приехала взять Танюшу домой. Я отвез доктора. Наташа, частью в бреду, частью в сознании, все время говорила, пока сидела у ней Дося. Она уже начала как-то шепелявить, и многое было непонятно. Дося поняла и помнит, что Ната ей сказала про Танюшу: 'Ты с ней очень-то не возись, дай соску и пусть лежит, ну да я знаю, что ей у тебя будет хорошо'. На другой день она уже не могла говорить. Начались дежурства качалкинцев: они - днем, я - ночью. Наташа рада была видеть меня, это ей облегчало страдания. Пятнадцатого к ночи П.Н. Николаев и Мих. Кал. Барышников привезли доктора Александра Федоровича Артемова. Он мне сказал, что положение безнадежно. Я выслушал, как каменный, не реагируя, а на другой день не верил этому.
Свободное копирование
