Обедали мы в. комнате Бека. Я бывал в ней не раз. И сегодня так же, как и до этого, с любопытством и интересом, осматривал ее. А смотреть было на что. Во-первых, поражало огромное для фронтовика количество различных, книг. Я позавидовал Беку, имевшему..возможность возить их с собой. Тут. была художественная литература, специальная медицинская, несколько книг Шекспира и Гёте в подлиннике, учебник арабского языка, а кроме того, Милль, Рикардо и другие неизвестные мне авторы - экономисты или что-то в этом роде. На столе стояли банки, баночки, разные склянки с какими то насекомыми, рыбками, жучками и частями тел мелких земноводных. В углу по крайней мере шесть разных удочек с непонятными для меня приспособлениями, сачки, острога. На полочке над кроватью - с десяток трубок всевозможных размеров, форм, материалов и цветов. В головах кровати, где уважающему себя христианину полагается повесить образок, на маленькой полочке стояла небольшая рамка с портретом очаровательной девушки в восточном костюме. Бек уверял, что это простая репродукция с картины, но я подозревал другое. Лицо девушки, ее грациозная непринужденная поза - полулежа на подушках, разбросанных на ковре, - привлекали внимание. Особенно лицо. Мне всегда хотелось смотреть на него долго-долго. Оно как-то умиротворяло, отрывало от действительности, влекло к мечтам, на душе становилось почему-то легче, все казалось хорошим, милым, близким. Когда я подолгу смотрел на портрет, Бек никогда не насмешничал и не прерывал меня.
Мы обедали не торопясь: времени было много. Денщик Бека, принеся блюдо, сейчас же уходил, и мы могли говорить обо всем, не прерывая разговора. Беседа вертелась вокруг последних событий, наступления наших соседей и под Барановичами. Бек понимал в военном деле гораздо больше, чем можно было ожидать от врача. Во всяком случае, он не в пример мне отлично разбирался в делах высшего командования. Так, он говорил, что наступление на Барановичи не могло и не может кончиться удачно, потому что это направление очень сильно укреплено немцами на большую глубину, к нему подходят удобные пути подвоза резервов по железным дорогам и шоссе. Наступать на одном только направлении нельзя, нужно рассредоточить силы немцев. Одновременное наступление с Юго-Западным фронтом вопроса не решает, так как там в основном находятся австро-венгерские, а не немецкие войска. Отвлечь немцев так, чтобы это было чувствительно для нас, могло только большое наступление на фронте наших союзников на Западе. И многое другое говорил Бек.
Я смотрел на него широко раскрытыми глазами. Сегодня он открылся еще с одной стороны, неизвестной мне до сих пор. Я не мог удержаться и спросил:
- Извини меня, Бек, но, откровенно говоря, ты меня удивил, я не знал, что ты так силен в стратегии. Для чего тебе эти знания в твоей профессии?
- Дорогой Герман! Откуда мы знаем, что нам предстоит в будущем? Быть может, эти знания пригодятся. А кроме того, разве плохо понимать кое-что хотя бы и в стратегии, как ты выразился? Нужно, по-моему, отдавать себе ясный отчет во всем, что совершается вокруг нас, оценивать это с определенной точки зрения и уметь делать соответствующие выводы. Возьмем войну. Явление отвратительное и тем не менее проходящее через всю историю человечества. Задумывался ли ты когда-нибудь о том, почему мы воюем? За что? Что даст война даже в случае победы тебе, мне, твоему Голенцову и всем миллионам крестьян и рабочих, призванным в армию? Кресты и медали? Ну а что они дадут человеку, у которого нет ноги или руки? Ведь он калека, работать не может так, как работал. Что ему даст война? В лучшем случае богадельню, а обычно - нищету. Вот и ответь мне, за что мы воюем? За веру? На нее никто не посягает. За царя? Его немцы не думают лишать трона. За отечество? А ты спроси большинство солдат, что это такое? Для них это пустое место, дорогой мой Герман, отвлеченное понятие. Вот я и хочу во всем происходящем разобраться, а в первую очередь в событиях и людях. - Бек сделал ударение на последнем слове.
Я сидел ошарашенный не тремя рюмками коньяку, а совершенно для меня новыми понятиями, новым отношением к окружающему. Я старался хотя бы немного осмыслить сказанное Беком. Вспомнился мне и разговор с Николаем Петровичем, сожалевшим о недостатке у наших солдат патриотизма. У того и другого в словах было что-то общее, но и различное в то же время. А что - я пока не определил. Подумал: быть может, Бек что-нибудь подскажет, и рассказал ему о разговоре с Муромцевым. Бек выслушал меня с большим вниманием.
- Муромцев - честнейший человек, умный и опытный офицер, с широким образованием, безусловный патриот. Я его неплохо знаю и уважаю. Но посмотри на себя и на него. Кто ты? Интеллигент со средним образованием и мелкий конторский служащий. Твое будущее тебе самому неясно, но оно не будет чем-нибудь особенным в сравнении с тем, что ты представляешь сейчас. Военная служба для тебя исключена, будешь служить по-прежнему в своем Иванове. Ты способный человек и дослужишься до солидного жалованья, добавим, у своего хозяина только. Наплодишь кучу детей и дальше мещанского довольства ничего не приобретешь, ибо будешь жить в определенной среде с определенными, свойственными ей интересами. От этого никуда не уйдешь. Это закон. Второй вариант. Ты станешь после войны учиться. Будешь инженером. Но опять определенная среда и определенные интересы. Что тебя привлекает? Ты, видимо, еще сам в этом не разобрался. Ну а если после одного из твоих поисков ты возвратишься без ноги или правой руки? Что ждет тебя тогда? Со всеми твоими орденами, господин подпоручик военного времени? А Муромцев? Единственный сын генерала, богатого помещика к тому же. Во всех случаях он ничего не проиграет, а его награды сослужат ему большую службу: будет он военным - быстро продвинется по лестнице чинов, будет ученым - быстро сделается профессором. Он, дружище, не нам чета, он аристократ. Даже без руки и ноги он будет обеспечен и заслужит еще немало чинов и орденов. Вот и подумай над этим. Поразберись. Быть может, к какому-нибудь выводу и придешь. Ну а теперь давай перейдем на другие темы. Нину Петровну хочешь повидать?
Конечно, я хотел бы встретиться с Ниной. Хотя я пока все еще не решил, люблю ее или нет, но побыть час-полтора с этой милой девушкой было для меня больше, чем простое удовольствие. Вот и теперь при словах Бека какая-то внутренняя радость наполнила меня. Возможно, что я все-таки люблю Нину?!
- А где она? Работает?
- Работы у нас немного, и на работе она не занята. Но ее нет в лазарете.
- Как нет? - озадаченно спросил я, чувствуя, что Бек как бы окунает меня в холодную воду.
- Очень просто. Утром приехал поручик Бредов, и она уехала с ним в корпус. Там какая-то встреча с кем-то.
- Ведь туда двадцать верст, как же она поехала?
- Представь себе, Бредов оказался очень предупредителен; он и Нина поехали верхом, а Шурочка в экипаже с нашей аристократкой Ржевусской, там же и запасное платье Нины Петровны.
- Ничего не поделаешь, - с напускным равнодушием ответил я, - ограничусь сегодня свиданием с Голенцовым.
- Да и время для этого подоспело. Бери фуражку, я провожу тебя: мне все равно нужно повидать некоторых из своих пациентов.