ОРЕЛ
 

Мы приехали в Орел и остановились в гостинице против театра, где жила также актриса (опереточная) Анна Ивановна Овчинина, но она занимала комнаты внизу, рядом с рестораном, а мы более скромное помещение вверху. В Казани я с ней была знакома только поклонами, так как она была довольно неприличная особа, и очень не обрадовалась этому соседству. Я начала устраивать свою квартиру и, желая привести все в порядок как можно скорей, стала сама прибивать вешалку и, забыв о своем положении, соскочила с сундука. К вечеру я сделала fausse couche (трех месяцев) и в отчаянии чуть не разбила себе голову об стену, уверенная, что на этот раз своей неосторожностью убила ребенка. Я так много плакала и горевала, что доктор предсказывал худой исход. Меня ничем нельзя было утешить, и муж послал телеграмму мамаше (она была все еще в Смоленске, в одиннадцати часах езды) о моем состоянии.

Я не ожидала ее, но через два дня они с Еленой были в Орле, думая не застать меня в живых. В первый раз в жизни я была безмерно рада свиданию с родными. Елена расцвела в полном смысле слова за эти два года и глядела совсем взрослой девушкой. Она и мать служили в Смоленске и взяли отпуск на несколько дней для свидания со мной. Мамаша обещала отпустить Елену зимой погостить, и, когда они уехали, я чувствовала себя почти хорошо, а вскоре начала играть. Во время болезни Овчинина вздумала навестить меня. Не принять было нельзя, и так завязалось знакомство, принесшее мне много зла.

Публика в Орле оказалась еще лучше саратовской, и я пользовалась успехом наряду со Стрепетовой. Стрельский, ко всеобщему удивлению, не нравился и стал поговаривать об отъезде, тем более что репертуар держался на драмах и комедиях, а оперетка отошла на задний план. Медведев очень следил за мной: давал много полезных советов, которым я следовала с удовольствием, так как видела в нем человека понимающего и отличного актера. Ролями я была буквально завалена. Репертуар приготовлялся (печатный) самим Медведевым на два месяца (а иногда и больше), и отступлений Медведев терпеть не мог: все должно идти, как назначено, за редким исключением. Порядок был строгий, и капризов не было. Стрепетова желала играть "все", а Медведев давал ей сначала только подходящие роли, но она настояла на своем и сыграла "Кошку и мышку". Медведев во втором акте выбежал из кресел, схватившись за волосы... Действительно, Стрепетова была невообразима плоха в своей роли, и публика, радушная к ней накануне, шикала ей в этот вечер. Решено было мелодрам не ставить и Стрепетовой, кроме ее репертуара, других ролей не играть.

С этого начались истории, окончившиеся драмой. На репертуаре стояли "Фру-фру" и "Бешеные деньги"; обе роли (к моему ужасу) назначены были мне, а Стрепетова заявила, что если она их играть не будет (особенно Фру-фру), то откажется служить. Начались споры актеров за и против. По смыслу все были за меня, но никто не верил, что я могу справиться с такой трудной задачей, и так как все были против мужа, а Шуберт, Давыдов и даже Медведев положительные враги, то громко высказывали самые обидные предположения. Стрепетова даже так выразилась: "Эта дура и не поймет роли. Она будет думать только о костюмах да о своем лице". Костюмы меня действительно заботили, так как для Фру-фру надо обязательно семь дорогих платьев, а на "Бешеные деньги" пять, а у меня было только одно годное. Играть при таких обстоятельствах было нелегко, и я проклинала свою судьбу и эти роли. Пришлось делать туалеты в долг. Начались репетиции. Немало слез я пролила, но оба спектакля прошли хорошо, и Медведев бегал ко всем со словами: "Я говорил. У меня чутье верное. Какова Савина-то!" Фаворитам мой успех пришелся не по вкусу, а Стрепетова не глядела даже в мою сторону. Вскоре после этого Медведев объявил, что к нам едет на гастроли Павел Александрович Никитин,[1] знаменитый чтец (вместо уехавшего Стрельского). Я очень рада была его видеть, так как мать и отец были когда-то дружны с ним и его женой и даже более двух лет жили в одной квартире. Не раз играла с его детьми, он наказывал меня вместе с ними и теперь представлялся мне таким же грозным, как в те минуты. Он приехал, и, конечно, репертуар изменили: его пиесы были большей частью в стихах и, к моему ужасу, все главные роли отдали мне, так как он наотрез отказался играть со Стрепетовой что-либо, кроме "Горькой судьбины" (к тому же она была беременна, и довольно заметно). Я должна была выучить в одну неделю роль вдовы в комедии Григорьева "Житейская школа", Софью в "Горе от ума" и замужнюю в "Которой из двух". В пятницу я получила роли, а во вторник, среду и четверг должна была уже их исполнять. Вздумала было отказаться, но, с одной стороны, муж, с другой — Медведев, да и Никитин по старой привычке просто накричал на меня: "Манька, да ты что это капризничаешь!" (он всегда называл меня [на] "ты"). Пришлось зубрить по ночам вперемежку со слезами.