На другой день Шатилов бранил меня и сказал, что Б. ужасная "дрянь", сама давно бросила Большакова и живет с рецензентом местной газеты и устроила весь этот скандал, чтобы насолить Большакову. Я не смела показаться за кулисы, боясь объяснений с ним, к тому же он запил (не мог играть, через что спектакли менялись) и обещал побить при всех Б. Шатилов и его семья дулись на меня, и я не выходила из своей комнаты. Савин зашел узнать, в чем дело, успокоил меня, говоря, что я беру на себя слишком большую ответственность, и посоветовал идти в театр, а от Большакова, да и вообще, обещал защитить меня. "Тем более что это моя обязанность: ваша матушка поручила вас мне", — добавил он.
Я последовала его совету, но за кулисы не пошла, а сидела весь спектакль в ложе с хористками. В разговоре они упомянули о Савине и очень хвалили его, а я подтвердила, говоря, что если бы не он, то я бы пропала совсем и что это в полном смысле порядочный человек. Этим словам, очевидно, придали иное значение, и через несколько дней начались намеки на ухаживание Савина (а я почти его и не видала). Это меня возмутило, и я пожаловалась Шатилову, а тот передал это Савину. Он опять просил не придавать значения сплетням и объяснял их завистью.
— Вы единственная порядочная девушка в труппе, держите себя прилично, и они не могут этого переварить. Впрочем, если я вас компрометирую, то и не подойду к вам, но, право, не стоит на них обращать внимания.
Я опять послушалась его и немного успокоилась, еще раз придя к заключению, что "одной" быть за кулисами немыслимо или по меньшей мере очень трудно, и решилась завтра же писать К. и просить совета, как поступать дальше. Но не суждено мне было отправить это письмо. Вечером, проходя в антракте из ложи за кулисы, я встретила Б. под руку с ее рецензентом; я поторопилась ответить на их поклон и проскользнуть дальше, считая для себя неприличным разговаривать с ними, как вдруг услыхала:
— Здравствуйте, Машенька, куда вы так торопитесь?
Не веря своим ушам, я оглянулась, но, кроме нас троих, никого не было, и приветствие было обращено ко мне рецензентом. Дрожащим голосом я заметила, что, кажется, не давала ему права называть меня уменьшительным именем и нахожу это дерзким. Не дойдя до кулис, я забилась в пустую ложу (первую от сцены) и залилась там слезами. Занавес подняли, чего я не заметила, и меня могли увидеть из-за кулис актеры. Так и случилось. Через несколько времени я услыхала стук в двери, и Савин вошел, спрашивая, почему я сижу одна. Увидав мои слезы, он, конечно, начал допрашивать о причине. Долго я не решалась сказать, наконец, захлебываясь от рыданий, передала все, как было. Савин сжал кулаки и сказал:
— Ну, поплатится же мне эта каналья. Давно я хотел его побить.
Я испугалась скандала и умоляла не затевать ссоры: уж тогда, бог знает, что обо мне скажут.
— Не беспокойтесь, вы только предлог: у меня с ним давно свои счеты,— ответил он и, проводив меня домой, отправился догонять рецензента, шедшего с Б. к ней.
На вопрос Савина, как он смел назвать меня "Машенька", рецензент ответил: "Я не знал, что она ваша любовница, иначе я не сказал бы". Савин на это ударил его палкой по лицу и изуродовал ему глаз. Б. упала в обморок, полиция составила протокол: скандал на весь город. Все это я узнала на другое утро и не осушала слез весь день. К вечеру я решила просить Дюкова отпустить меня, так как жить в Харькове не считала возможным. Только что собралась сообщить это решение Шатилову, как он сам показался в дверях и, сурово сказав: "г. Савин желает переговорить с тобой", захлопнул их, пропустив Савина. Я растерялась от этого тона и от присутствия Савина в моей комнате (его всегда принимали в гостиной) и не знала, с чего начать. Он вывел меня из затруднения.
— Вы, верно, слышали о вчерашней истории, простите, что я не исполнил обещания не начинать ссоры. Но вы, вероятно, не знаете еще конца. Этот негодяй осмелился оскорбить вас еще раз при мне и свидетелях, и я должен был сказать, что вступаюсь за честь моей невесты. Согласны ли вы подтвердить мое заявление?
Если бы гром разразился над моей головой неожиданно, я не так бы испугалась. На меня напал столбняк: я ничего не понимала и ничего не ответила. Когда я пришла в себя, Савина уже не было, а Шатиловы (дамы), очевидно, ничего не знали. Я подумала, что видела все это во сне, и молчала, хотя косые взгляды Шатилова меня тревожили.
На другой день Савин письменно возобновлял свое предложение и уведомлял, что рецензент подал жалобу в суд. Еще этого недоставало!.. Мое имя будет фигурировать в судебной хронике. Я опять ничего не ответила и решила подумать, о чем сообщила вечером в театре Савину. За кулисами только и было разговору об истории, и мое имя слышалось всюду.
Через два дня Савин опять спросил ответа и сказал, что вследствие этой истории и ссоры с Лентовским он покидает Харьков и едет в Калугу, куда уже получил приглашение на первые роли и хорошее жалованье.
— Если вы согласны, то я телеграфирую ваши условия и мы уедем вместе, а о Дюкове не беспокойтесь: я устрою.
Я все-таки не решалась и указывала ему на слишком скорый срок, отсутствие родителей, наше недавнее знакомство и проч. На все это он отвечал:
— Это пустяки. Вы можете отказать мне только в том случае, если любите К.
Свободное копирование
