Мемуары герцога де Навайля - 29

1658

Двор возвратился в Париж, чтобы провести зиму; в числе придворных был и я. Однажды господин кардинал поинтересовался, нет ли у меня желания вновь послужить в Италии и почел необходимым добавить: ему не хочется меня принуждать, но я буду чрезвычайно полезен там королю, которого очень обрадует мое согласие. Я ответил, что готов беспрекословно повиноваться, коль скоро речь идет о королевской службе и в особенности о желаниях его преосвященства - это ему хорошо известно. Тогда он объявил, что король назначает меня командующим французской армией в Италии в составе сил герцога Моденского и жалует рангом чрезвычайного посла при дворах итальянских князей. Такими же прерогативами обладали маршалы Франции, предшествовавшие мне на этом посту.

Я немедленно отправился в Италию, хотя время года было еще неподходящее. Королевские войска зимовали у мантуанцев. Сев на корабль в Тулоне, я благополучно прибыл в Массу. Герцог Моденский, с которым я прежде уже имел честь служить, встретил меня по-дружески. Устроив смотр войскам, я убедился, что они не настолько сильны, как можно было надеяться после их зимнего отдыха в изобильных краях. Герцог Моденский готовился обложить Саббионету, рассчитывая после ее взятия обезопасить те области своего княжества, которые к ней прилежали. Дня через три или четыре после моего приезда он созвал военный совет, посвященный предстоящей кампании - присутствовали он сам, его сын, господин кардинал д'Эсте, интендант юстиции господин де Браше и я. Об осаде Саббионеты говорили как о деле уже решенном, однако я был безусловно против такого начала кампании и представил свои доводы: в окрестностях этого города мы могли рассчитывать лишь на поддержку с моря, весьма затратную и ненадежную, ведь помощи со стороны герцога Савойского ждать не приходилось - от его страны нас отделяло герцогство Миланское; не подумать ли прежде об освобождении Валенцы, которая, хотя и принадлежит нам, но окружена испанскими позициями, доставляющими множество хлопот? Взятие Саббионеты не принесет герцогу Моденскому никакой пользы, ибо его княжество не нуждается в иной защите, чем милость Господня и покровительство короля Франции, в котором можно не сомневаться. Итак, я предлагал форсировать Адду, был убежден, что это нам удастся, несмотря на сопротивление врагов, и сумел склонить к моему плану членов совета. Я понимал, что переход через Адду нелёгок - ее нельзя перейти вброд, на ее берегах стояли неприятельские войска, гораздо более многочисленные, чем наши. Ясно было также, что форсировав реку, нам предстояло проделать до Валенцы путь не менее чем в тридцать лье по вражеской территории, но я считал, что разгромить испанцев, обложивших этот город, - чрезвычайно важное для короля дело.

Через две недели мы выступили. Армия противника, усиленная местным ополчением, располагалась вдоль течения Адды. Мы же, вступив в пределы Венецианской республики, снарядили на небольшой речке Серио, впадающей в Адду, пятьдесят вооруженных судов, чтобы неприятель решил, будто здесь готовится переправа. Потом я раскинул лагерь при впадении Адды в реку По и, разделив свои войска на четыре бригады, распорядился воздвигнуть полевые укрепления для пехоты и артиллерийских батарей. Между нами и противником происходили беспрестанные стычки, и когда они достигли особого накала, я отправил тысячу кавалеристов и тысячу мушкетеров на небольших судах на другой берег и вскоре был извещен, что десант благополучно высадился. Тогда я послал к герцогу Моденскому, чтобы тот прикрыл нашу переправу своими войсками и помог навести понтонный мост, а сам с другим отрядом погрузился на корабли - часть той, первой флотилии, что оставалась на Серио, - и, также переплыв реку, занял церквушку на противоположном берегу, где мог успешно обороняться. Враги слишком поздно узнали о наших маневрах и о нашем десанте. Они бросили против меня три или четыре тысячи кавалерии, чтобы выбить с занятой позиции, но убедившись, насколько она надежна и выгодно расположена, отказались от своего намерения. Когда подошли главные наши силы, то были наведены понтоны, и на следующий день вся наша армия форсировала Адду.

Мы встали лагерем в четырех лье от Милана, близ Мариньяно и узнали, что этот город охвачен паникой: туда ворвался со своими войсками господин де Фуэнсалданья и когда овладел городскими кварталами, то отправил пехотные и кавалерийские отряды, чтобы охранять дорогу на Милан. Мы решили напасть на эти отряды, и герцог Моденский согласился выделить мне тысячу мушкетеров и полторы тысячи кавалерии. Ночь оказалась для меня нелегкой: я выбил неприятеля из трех сооруженных им баррикад, смел на своем пути все вплоть до ворот Милана, поджег то ли двенадцать, то ли пятнадцать домов за его стенами, захватил нескольких пленных, уничтожил множество врагов и своим рейдом сильно напугал горожан. Назавтра господин де Дюра, один из наших генерал-лейтенантов, с восемьюстами всадниками и таким же количеством пехоты совершил налет на Монцу, один из самых крупных городов в Миланском герцогстве.

Тогда же, известив герцога Савойского о наших успехах и о том, что испанцы в великом смятении, мы настоятельно просили его принять участие в кампании, дабы поддержать нас при форсировании Тичино. Тот отправил к нам войска во главе с маркизом Вилла, который не преминул использовать удобный случай: во владениях герцога Савойского испанцы удерживали выгодно расположенный город Трино, и когда господин де Фуэнсалданья велел перебросить оттуда часть гарнизона в Новару и Мортару, маркиз, узнав, что в распоряжении испанского наместника Трино остались лишь две сотни солдат, напал на город с четырех сторон и отбил за одну ночь, хотя прежде безуспешно осаждал его с большой армией в течение полутора месяцев. Затем он двинулся на соединение с нами и, пробыв в Мариньяно еще четыре дня, мы вместе отправились дальше. В это время герцог Моденский шел к Павии, делая вид, будто намерен осадить ее, но в действительности - чтобы вынудить испанцев подтянуть ей на выручку войска из Мортары, захват которой и был его истинной целью. Замысел удался и, наведя мост через Тичино, герцог в тот же день приказал маркизу Вилла и его савойской кавалерии атаковать Мортару с одной стороны, тогда как я с тысячей своих кавалеристов обложил ее с противоположной. Назавтра все войска уже были на позициях, два дня спустя начали осаду, а через семнадцать дней заняли город; оборонялся он двенадцатью сотнями солдат и восемьюстами местными крестьянами, у нас же было пять тысяч пехоты и три - кавалерии, не считая тысячи восьмисот всадников, которых вел маркиз Вилла. Что же до его пехоты, насчитывавшей до двух тысяч человек, то он отослал ее обратно в самом начале осады, хотя герцог Моденский и я настоятельно просили оставить пехоту для охраны наших позиций и обещали даже не задействовать в сражениях. Так мы поняли, что наши победы нимало не интересуют его и доставляют скорее тревогу, чем радость. Возможно, военные успехи, сопутствовавшие нам в этих далеких землях, могут показаться малозначащими, но если принять во внимание, что мы располагали лишь небольшой по численности армией, что у нас не хватало денег, боеприпасов и инженерного опыта, что нельзя было надеяться на помощь, и мы вплоть до завершения предприятия, не знали наверняка, улыбнется ли нам удача, то всякий признает, что эта кампания далась нам отнюдь не легко.

Мы завладели всеми небольшими постами, которыми испанцы окружили Валенцу и, освободив этот город, стали хозяевами провинции Ломеллина - наилучшей и самой изобильной в Миланском герцогстве. Валенца, в виду которой мы располагали удобным переходом через По, находилась от нас в пяти лье. Такое же преимущество предоставляла нам Мортара в отношении реки Тичино, что позволяло начать наступление на Милан уже в следующем году.

Тем временем герцог Моденский, в течение всей кампании чувствовавший себя неважно, отправился в Сантию для поправки здоровья. Однако там его болезнь лишь усилилась, спустя несколько дней он скончался, и его смерть разрушила все наши планы. Это был государь справедливый и достойный, исполненный мужества, славолюбия и оцененный по заслугам: он любил военное ремесло и, отдавшись ему довольно поздно, не переставал совершенствовать свои знания. Для меня, удостоенного его дружбы и доверия, смерть герцога стала великой утратой.

Испанцы, надеявшиеся, что кончина герцога вызовет нестроения в его государстве, решили ими воспользоваться и завладеть Буссето - городком в Модене на реке По. Я мог бы прийти к нему на выручку только если бы с великими трудностями пересек все Миланское герцогство или же земли Генуэзской республики - испанцам это сильно облегчало задачу. Предупрежденный об их планах, я подступил к реке Танаро, как если бы намеревался форсировать ее, - враги же, видя мои приготовления и поддавшись на обман, встали на другом берегу, чтобы этому воспрепятствовать. Я держал их в напряжении до тех пор, пока из Казале к Валенце не подошли рекою По несколько имевшихся у нас судов: их нарочно доверху набили кулями с мукой, чтобы отвести любые подозрения в наших истинных намерениях. Едва суда разгрузили, я разместил на них отряд в восемьсот человек, а поскольку По, прежде чем впасть в Венецианский залив, протекает по областям Миланского герцогства, Пармского герцогства и, наконец, Модены, то не составляло труда перебросить свой десант на выручку Буссето по воде. Единственная сложность заключалась в том, что в виду Павии испанцы держали на реке две бригантины, но они, как мне удалось узнать, были плохо вооружены и имели немногочисленную команду, так что командиру своего десанта я приказал взять их на абордаж, если они встретятся по пути. Однако корабли с моим десантом достигли цели, не встретив никакого противодействия и приблизились к Буссето уже спустя сутки. Помощь сия, столь неожиданная, но подоспевшая весьма кстати, спасла город, вызвав столько же смятения у неприятеля, сколько радости у кардинала д'Эсте, который в это время находился в Модене.

Кампания [этого года] подходила к концу, и испанцы вознамерились занять в областях Модены зимние квартиры. Я двинул свои войска к Ницце Монферратской и подступил к самой границе Генуэзской республики, чтобы без труда обеспечить себе переход в Модену - об этом через одного дворянина настоятельно просил меня господин кардинал д'Эсте, который добавлял, что нуждается лишь в кавалерии. Испанцы, проведав о моих планах, попытались преградить мне путь за рекой Бормида, но мне удалось внезапно захватить один замок в окрестностях и под его прикрытием пройти [в генуэзские земли]. Затем я позаботился о размещении армии на зиму, поскольку уже наступал декабрь, написал ко двору, ходатайствуя об отпуске, чтобы вернуться во Францию и, когда получил разрешение, поехал в Лион, где в это время находился король.