Совсем по-иному удалось решить портрет "Светлана", взятый в мышино-серой гамме. Я уловил как-то сразу то, что мне казалось существенным и единственно важным и нужным в этом простеньком личике, ничем особенно не выдающемся, но все же живущем своей особенной, только ему присущей жизнью. Я забыл о всех "печках" на свете, стараясь заодно забыть и свои собственные давние и недавние "печки". В один сеанс портрет был в сущности готов. На следующее утро я только кое-где его тронул. Он меня удовлетворил, как ничто другое до сих пор, ибо я твердо почувствовал, что в нем удалось ухватиться за край чего-то большого, что пока еще не дается, но до чего уже не так бесконечно далеко. Он - живой и по форме и в цвете и, главное, по выражению глаз и всего лица: казалось, что уж если "танцевать" от чего-нибудь, так от него. Но "танцевать" вообще ни от чего не следует, ибо не мы должны диктовать натуре наше решение, а натура подсказывать свое. Поэтому каждый новый портрет должен быть абсолютно другим, чем предыдущий. Природа неповторима, тем более неповторимы люди.
"Светлана" написана в декабре 1933 года. В январе 1934 года я в два сеанса написал портрет Наташи Островской, внучки А.Н.Островского, на даче, на фоне снега и леса, в белом с яркими цветами платке. Портрет отошел от линии "Светланы", но в следующем односеансном портрете моей дочери, взятом тоже на снегу, мне удалось опять поймать нечто аналогичное тому: ее улыбку, ее китайский разрез глаз, весь трепетный облик девочки.
Я написал портреты Сергея Прокофьева, два портрета М.В.Морозова и портрет "Китаянки", жены китайского художника Жю Пэона. В каждом из них я по-разному претворял свои портретные искания, почему все они в корне различны.
Я вообще думаю, что как различны люди, так различны должны быть и портреты одного и того же портретиста. Плохой знак, если они хоть чем-нибудь напоминают друг друга, ибо это доказывает, что автор слишком навязывает им свою волю, слишком повторяет себя, обезличивая тем самым натуру. Он может создавать прекрасные произведения на основе своих моделей, но они не будут портретами в том специфическом смысле этого понятия, который мы имеем в виду, говоря о произведениях Хольбейна, Халса, Веласкеса, Энгра. Вот подлинные портретисты, с головы до пят, и только портретисты, что не мешает им быть ярчайшими индивидуальностями. Но если говорить об идеале далеком и почти недосягаемом, то в сравнении с ним и эти великаны - еще не последнее слово портретного искусства: все они были во власти раз навсегда выработанного каждым для себя приема, роковым образом штамповавшего натуру и выхолащивавшего черты ее бесконечного разнообразия.
Каждый раз, становясь перед натурой, я стараюсь забыть только что перед тем законченный свой портрет, как бы он ни казался мне удачным по сравнению с предыдущими. Вглядываясь в новые черты лица, стараюсь угадать, что в них иное, непохожее на все мое и чужое, на все виденное раньше - в строении, линиях, формах, цвете, даже фактуре лица. Так писаны мною последние портреты.
Во всем облике Сергея Прокофьева - внутреннем и внешнем - есть ярко выраженная динамичность. Я искал передать это в самой позе - поднятой вверх голове, движении левой руки, положении плеч, устремленности взгляда.
Рядом с ним "Светлана" - нежный распускающийся цветок, тихая ласковая девочка-подросток - прямой полюс динамическому Прокофьеву. Это подчеркнуто не только в позе, выражении, но и в живописи, и в цветовой гамме, более нежной и ласковой.
А вот еще два контраста: Морозов и китаянка. Михаил Владимирович в белой толстовке сидит крепко на своем стуле, как прирос к нему, опершись обеими руками в колени. Во всем его облике есть решимость и энергия, нет ничего мягкого и нежного. Даже прекрасные, пышные, шелковые седые волосы только еще более подчеркивают энергию лица и пристального, слегка насмешливого взгляда.
Рядом с ним "Китаянка" - почти фарфоровая и по живописи, и по фактуре. Там все по живописи коряво, здесь фактура гладкая, в полном соответствии с двумя столь разноречивыми темами.
Летом 1934 года мною написаны портреты нашего долголетнего полпреда в Анкаре и нынешнего полпреда в Берлине Я. 3. Сурица и портрет брата на даче на фоне зелени.
Давно не писав обнаженного тела, я истосковался по нем и решил временно прервать портретные сеансы для этюда с натурщицы. Из простого этюда незаметно выросла целая картина: я поставил большое зеркало, в котором отражалась натура, бросил полевые цветы - васильки и ромашки - и получилась "Флора".
Свободное копирование
