В течение 1935 года я eщe работал над тремя автопортретами - в белом рабочем халате с палитрой, в желтой пижаме, тоже с палитрой, и в синем пиджаке. Лучший из них - второй.
Я далек от мысли выдавать мои портреты за какие-то необычайные достижения: пусть они еще слабы, но в моем персональном поступательном движении они - этап немаловажный. Само собою разумеется, что довольствоваться им нельзя, надо неустанно двигаться вперед. Важно уже то, что я вижу путь к дальнейшему преодолению стоящих еще впереди трудностей.
В конце года, после поездки в Кисловодск, я написал портрет М.Б.Чуковской, доставивший мне некоторое удовлетворение. Мне казалось, что для передачи моложавого цветистого лица при красивых седых волосах тона оксидированного серебра нужна особая, деликатная фактура живописи, что я и попытался сделать.
Этим портретом открываются мои упорные фактурные поиски. Мне вообще кажется, что мы, русские художники, по сравнению, например, с французскими невероятно грубы в своей фактуре. Исключением являлся, быть может, один только Серов. Данный портрет значительно выделяется из моего обычного портретного типа не только по фактуре, но и по приемам, отдаленно напоминающим приемы французского мастера пудреных причесок конца XVIII века Вуаля.
В январе 1935 года я съездил в Ленинград, где написал портрет К.И.Чуковского, читающего вслух отрывок из "Чудо-дерева". Он, кажется, вышел довольно острым как по композиции, развернутой горизонтально, так и в цветовом отношении - зеленому фону, красной обложке книжки, серебристым волосам и серому пиджаку.
У меня было чувство, что я попал в какую-то счастливую полосу удач, каждый новый портрет оказывался чем-то лучше предыдущего. Эту полосу хотелось использовать и закрепить. Последующие портреты и на самом деле вскоре оставили позади прежние.
Первым из них был портрет моего десятилетнего сына, которого я давно собирался писать, но все как-то не выходило: то мешали утренние школьные часы, то вклинивались другие работы. Воспользовавшись зимними каникулами, я в 3-4 сеанса написал мальчика за столиком, накрытым ковриком, с французской детской книжкой в руках. Перед ним лежит ярко-синяя коробка с акварельными красками и стоит стакан, в котором моется, ломаясь в воде, кисть.
Избегая по обыкновению темных теней на лице, я осветил голову с двух сторон и, кроме того, залил лицо рефлексами от освещенных страниц книги. По своей живописной поверхности портрет продолжает поиски более деликатной фактуры, начатые портретом М.Б.Чуковской.
Свободное копирование
