Почти одновременно с избранием меня в попечители Третьяковской галереи я был назначен действительным членом Академии художеств. Мне надо было каждый месяц ездить туда на заседания Совета Академии. Обычно я останавливался у А.И. Зилоти, так как у меня всегда было о чем беседовать с Верой Павловной по разным делам Галереи и мы ходили с нею по петербургским выставкам. У Зилоти останавливался и С.В.Рахманинов, двоюродный брат Александра Ильича.
В то время Зилоти дирижировал своими симфоническими концертами и у него постоянно бывали по вечерам после концертов исполнители - Скрябин, Сергей Прокофьев и другие. Был раз и Никиш.
После Февральской революции был организован Совет по делам искусства при комиссаре Временного правительства над бывшим Министерством Двора. Этим комиссаром был Ф.А.Головин, заместителем которого по Москве был М.В.Челноков. Я в свою очередь был заместителем последнего. Главным делом, которым пришлось заниматься по этой общественной линии - ибо службой это не было, никакого жалованья не полагалось и было это не слишком четко вообще, - была эвакуация сокровищ Эрмитажа в Москву. Дело это было затеяно напрасно, по личной инициативе Керенского, которого Бенуа никак не мог убедить отказаться от эвакуации - ненужной, бесцельной и небезопасной. Возня была невероятная как в Петербурге, в Эрмитаже, так и в Москве, в Кремле.
Только что эвакуация была закончена, как грянула Октябрьская революция. Челноков бежал из Москвы еще до Октября, и мне приходилось вместо него собирать заседания Московского Совета по делам искусства и музеев, в состав которого входили все видные деятели искусства: А.И.Южин, В.И.Немирович-Данченко, Л.В.Собинов и много других, - всех не вспомню. Когда начались вспышки саботажа, я пригласил повестками в Исторический музей всех работников искусства, какие были налицо в Москве. В подавляющем большинстве явились музейные работники. В музеях саботажа еще не было, но он мог каждую минуту возникнуть, почему и надо было со всей решительностью выступить против всяких попыток перекинуть его из банковских, городских и большинства государственных организаций и учреждений в музеи. В этом смысле я высказался, открывая собрание и акцентируя на моменте охраны музейных сокровищ. "Если вам дороги эти сокровища, вы все останетесь на местах, если вы уйдете, значит, вы притворялись, что они близки вашему сердцу", - говорил я, приглашая оставаться всех на своих местах. В этом духе и была принята подавляющим большинством резолюция.
Но вскоре и государству пришлось подумать об организации охраны музейных ценностей и памятников искусства и старины. Головинский Совет в значительной степени обязан своим возникновением стихийному отливу художественных антикварных ценностей из России за границу, испугавшему Временное правительство. В дни Керенского увозили целыми поездами обстановку, картины, скульптуры, драгоценности. То же продолжалось и в начале Октябрьской революции.
По мысли В.И.Ленина, еще во время пребывания первого Советского правительства в Петербурге, бывшем уже тогда Петроградом, А.В.Луначарский организовал в ноябре 1917 года ПРИ Наркомпросе "Коллегию по делам музеев и охране памятников искусства и старины". Возглавлял ее Г.С.Ятманов, главными помощниками которого были Я.П.Покрышкин и К.К.Романов. Постоянное участие в заседаниях коллегии принимали Н.Я.Марр, С.Ф-Ольденбург, С.Я.Тройни&сий, И.А.Орбели, Н.П.Сычев и П.И.Нерадовский. Вскоре "коллегия" была переименована в "отдел". Когда возникла мысль о переезде правительства в Москву и явилась надобность в конструировании при Наркомпросе в Москве аналогичного органа, Луначарский в конце 1917 года прислал ко мне Ятманова и тов. Кюммеля, заведовавшего Комиссариатом имуществ Республики, предложив мне организовать из московских работников коллегию, аналогичную петроградской.
Я пригласил к себе хранителей Румянцевского музея Я.И.Романова и Т.Г.Трапезникова, а из Третьяковской галереи Н.Г.Машковцева, и мы начали вместе комбинировать коллегию.