Пока шли все эти переговоры, я, в качестве попечителя, уже приступил к процедуре приемки Галереи. На первых же порах мне пришлось немало изумляться. Прежде всего Остроухов не явился сдавать Галерею, велев мне передать, что никаких "дел" нет и сдавать вообще нечего. Я попробовал поговорить с ним по телефону, доказывая, что, поскольку художественные произведения Галереи имеют помимо художественного значения и огромную чисто материальную ценность, я не могу вступить в исполнение своих обязанностей, не приняв официально всего этого имущества. На это он мне сказал, что ему нет надобности приезжать в Галерею для сдачи ее, что все это может сделать хранитель Галереи Н.Н.Черногубов.
Делать было нечего: надо было принимать Галерею от хранителя, хотя мне и было ясно, что от хранителя может принимать новый, идущий ему на смену хранитель, попечитель же должен принимать от попечителя. Приступили к приемке. Я потребовал инвентарные книги. Черногубов ответил с саркастической улыбкой, что никаких инвентарных книг нет. Он сам считал это чудовищным для музея.
- Как же мне принимать Галерею?
- Придется по каталогу.
- Как же я могу принимать по каталогу, когда в каталоге есть такие номера, как 561 или 585: под первым значится целая витрина заметок и этюдов из разных путешествий Верещагина, а под вторым - "витрина эскизов для Владимирского собора в Киеве" Виктора Васнецова. Знаете вы, сколько рисунков под первым номером и сколько под вторым?
- Нет, - ехидствовал Черногубов, - и никто не знает.
- А зафиксировано где-нибудь их число?
- Нет, считалось, что это ни к чему.
- Так ведь их, может быть, было по пятьсот в каждой витрине, а сейчас только по двести.
Присутствовавший при этом старший технический служащий, старик Андрей Маркович, которого я знал уже добрых четверть века до того, обиженно заявил:
- У нас тут воров нет, все честный народ, на подбор - как один человек.
Я напомнил ему, что в любом железнодорожном вагоне третьего класса вывешен "инвентарь" всего движимого имущества, находящегося в вагоне, до Плевательницы включительно, а в такой мировой сокровищнице искусства, как Третьяковская галерея, имущество которой исчисляется миллионами, нет даже инвентаря вагонного типа. Нормально ли это? Хорошо, что все честны, но ведь когда-нибудь может прийти и нечестный в среду честных?
Признаюсь, я был немного смущен этим неожиданным открытием. Ведь только косностью российских жуликов можно было объяснить тот факт, что до сих пор ничего не выкрадено из Галереи. При некоторой ловкости нетрудно вынуть не только рисунок, но и любую небольшую картину, заменив ее копией, и никакое следствие не сможет доказать, что оригинал подменен, ибо для этого нет единственно убедительного материала - точного описания всех примет и обмера.
Гучков тогда уже не был городским головой, и его временно замещал Брянский, к которому я и отправился, чтобы поделиться с ним моими сомнениями как в этом отношении, так и по ряду других вопросов, вставших передо мною в первые же дни моего ознакомления с Галереей.