Из Нары приходилось несколько раз ездить в Москву, где я останавливался в Щербатовском доме на Никитской, на углу Скарятинского переулка. Узнав, что Михаил Александрович Врубель живет в Москве, и высоко ценя его столь необычное для того времени искусство, известное мне тогда только по воспроизведениям в "Мире искусства", я решил отправиться к нему, чтобы увидеть все это в оригиналах. Он жил в то время около Лубянской площади в доме Стахеева, возле Политехнического музея.
Врубель встретил меня очень радушно. Он знал меня по статьям в "Мире искусства", которые ему нравились, как он мне тут же признался. Но особенно он хвалил мою статью в "Ниве" - "Упадок или возрождение?".
- Мы все зачитывались ею, - прибавил он. - Читали, не отрываясь, Номер "Приложений", передавая из рук в руки, пока не истрепали и не засалили его вконец.
Мое посещение было ему, видимо, приятно; он признался мне, что до его картин никому в Москве дела нет, никому они не нужны, да и вообще искусство никому здесь не нужно, и к нему никто из коллекционеров не заглядывает.
Все стены его мастерской - огромной высокой комнаты - были завешаны его картинами, большей частью без рам. Вот те из них, которые я отчетливо помню, так как они врезались мне в память на всю жизнь: "Сирень", "К ночи", "Царевна-Лебедь", "Пан", "Портрет Н.И. Забелы-Врубель", "33 богатыря", "Демон сидящий", "Пророк" и несколько десятков более мелких вещей масляных и акварельных, в том числе эскизы к "Поверженному Демону". Вся комната была забита холстами на подрамках и свернутыми в трубку.
Я стоял в недоумении. У меня невольно вырвалось восклицание:
- Как же так? И это никому не нужно?
- Решительно никому.
- Может быть, вы очень дорожитесь?
- Любую вещь отдам за сто - двести рублей.
- И все-таки нет желающих приобрести?
- Никого.
- А вы пробовали?
- Набивался.
- Давайте я попробую.
Вернувшись в Нару, я рассказал Щербатову об огромном впечатлении, какое произвели на меня вещи Врубеля, и с возмущением отзывался о московских коллекционерах, покупающих за большие деньги второстепенных пошлых немцев и французов в "гласпаластах" и "салонах", когда за сотню-другую рублей у себя под боком они могут накупить шедевры живописи.
Щербатов поехал к Врубелю, но ничего не купил. Как я его ни толкал, он оставался глух. Увы, всего через два года он уже гонялся за каждым клочком Врубеля, но было поздно: его расхватали Мекки, Морозовы, Гиршманы.
Я сделал еще одну попытку устроить хоть что-нибудь из вещей Врубеля и, зная, что И. С. Остроухов имеет целую галерею и покупает картины современных русских художников, отправился к нему, желая одновременно познакомиться с ним и увидать его собрание. Остроухова не было в городе - не то был на даче, не то в отъезде. Позднее я его все-таки изловил и всячески ему нахваливал виденные у Врубеля картины, особенно "Сирень". Я говорил, что Москве просто стыдно допускать, чтобы этот замечательный мастер голодал, когда его мастерская завалена картинами, сделавшими бы честь любому европейскому музею.
Вскоре я узнал, что Остроухое купил у него "Сирень" за 200 рублей.