Изрядная доля упрямства и чудачества Ивана Васильевича перешла к Петру Ивановичу и Сергею Ивановичу. К Дмитрию Ивановичу и самому культурному из всех Ивану Ивановичу перешло только чудачество. Все они не прочь были пококетничать своей необыденностью, своеобразием вкусов и некоторой анархичностью мировоззрения.
Чудаковатее всех был, бесспорно, Петр Иванович, потративший немало денег, упорства и энергии на то, чтобы добиться чина действительного статского советника и титула "превосходительство". Этот титул дался ему лишь ценою пожертвования всего огромного собрания старины Историческому музею. Получив титул и в придачу ему полагающийся ассортимент крестов и звезд, Петр Иванович почти не выходил из мундира. Собственно, мундира ему не полагалось, но он и слышать не хотел, чтобы за такое щедрое пожертвование не дали мундира, почему пришлось долго измышлять и комбинировать, пока наконец не придумали какое-то захудалое ведомство, к которому его и пристегнули, дав таким образом столь вожделенный мундир. Но тут уж пошла настоящая мания: Петр Иванович то и дело начал в мундире и при орденах разъезжать по таким местам, куда в мундирах ездить не принято. Имея собственных лошадей, он ездил на извозчиках, неистово его титуловавших и дежуривших у ворот. Он ездил в баню в том же мундире при орденах, и банщики хорошо знали, как сорвать на чай с толстенького старичка в мундире.
Собирателем он был в высшей степени некультурным и сумбурным. Ему привозили архивные материалы возами, привозили комиссионеры, подкупавшие архивистов разных учреждений, которые не могли жить на свое грошовое жалованье. Сколько раз мне впоследствии приходилось наталкиваться на сотни вырванных из дел страниц, которые я вслед за тем находил, роясь в бесчисленных щукинских корзинах и сундуках.
Щукин собирал все без всякой системы, и собранное продолжало пребывать в состоянии хаоса. Он собирал древние русские паникадила, святцы, ткани, резьбу, медь, олово, кость, иконы, скульптуру - без разбору, хорошо ли, худо ли. Он в этом и не разбирался, скупая оптом, большими партиями.
Наряду с древнерусскими вещами он покупал предметы, рукописи, книги, рисунки и картины XVIII и начала XIX века на всякий случай - пусть лежат, авось кому-нибудь пригодятся. Хороших картин ему не несли, зная, что за них лучше заплатят в других местах. Главным образом это были бесконечные копии с копий царских и чиновничьих портретов. Среди всего этого ужасающего хлама не могло не просочиться и настоящих жемчужин в виде ценных рукописей, предметов, рисунков, архитектурных проектов и т.п. Они действительно были, но едва ли более чем в количестве одного-двух процентов. Нигде не было так мучительно работать над архивными документами, как в подвалах хором Петра Ивановича в Грузинах, в чудовищной пыли и паутине. Рыться приходилось наудачу, на авось.
Никак не вязалось со всем этим ужасающим хламом неплохое собрание французских художников новейшего времени - импрессионистов и постимпрессионистов, помещавшееся не в музее, во дворе, а в жилом особняке, выходившем на улицу и выстроенном в одном и том же ложнорусском стиле. Собрание это было целиком составлено братом Иваном Ивановичем.