В первые же дни выяснилось, что кроме меня в нашем классе есть еще один ученик, занимающийся живописью, Щукин Иван Иванович, сын коммерсанта Ивана Васильевича Щукина, младший брат известных впоследствии собирателей Петра Ивановича, Сергея Ивановича и Дмитрия Ивановича Щукиных.
Иван Васильевич был старым другом К.X.Солдатенкова, знаменитого издателя и владельца картинной галереи, пожертвованной им впоследствии в Румянцевский музей. Он старался дать детям хорошее образование и организовал в доме целый штат гувернеров, воспитателей и преподавателей. Дети постоянно бывали в галерее Солдатенкова, у обоих братьев Третьяковых, у Боткина и разбирались в искусстве. Когда я познакомился с Иваном Ивановичем, он был старше меня года на два. Особенно импонировала мне безаппеляционность его отзывов: тот - безграмотен, этот - бездарность, третий - пошляк. Я принимал все на веру и только удивлялся ошеломлявшей меня осведомленности. Щукин знал не только всех русских художников, но и французских, немецких, английских, испанских и передавал о них подробности, которые я готов был выслушивать целыми днями.
Но самое для меня ценное было то, что он приносил мне тюбики масляных красок, которых у меня вовсе не было или они только что вышли. Он видел, что у меня было мало возможностей пополнять истощавшиеся запасы художественных принадлежностей, и делился со мной своими, достававшимися ему столь легко.
Должен заметить, что с приходящими учениками - а Щукин был приходящий - я чувствовал себя несравненно лучше, да и сами они были лучше, чем пансионеры: не дразнили, не чванились, были человечнее и проще. С Щукиным до самой его трагической кончины у меня сохранились дружеские отношения, не нарушенные даже и в дни нашей свирепой журнальной полемики в 1900 году. Сам он брал уроки у пейзажиста А.А.Киселева, этюды которого приносил мне для копирования.
Щукин много читал по-русски, по-французски, по-немецки, давал и мне интересовавшие меня книги. Подобно мне, он ни в какой мере не разделял мнения своего отца о величии Каткова и постоянно язвил на его счет, повторяя слышанное где-то на стороне, но, конечно, не дома, где все было по старинке и где Каткова называли не иначе как по имени и отчеству.
Иван Васильевич был упрям и не любил никаких перемен в своих привычках, как не любил их и друг его Козьма Терентьевич. У обоих стариков были в Большом театре свои постоянные два кресла рядом, покупавшиеся ежедневно, круглый год, ибо абонементов тогда не было. Ходили они в театр редко, но не желали, чтобы кто-нибудь другой сидел на их местах. Во время коронации Александра III, в 1883 году, в Большом театре был парадный спектакль, на который, в числе других представителей именитого купечества, получили приглашение и Щукин с Солдатенковым. Приехав в театр, они, ничтоже сумняшеся, направились к своим местам и уселись. Между тем оказалось, что оба их кресла были предназначены для каких-то свитских генералов, и стариков просили уйти. Они с возмущением отказались, и, только когда начал разыгрываться скандал, оба демонстративно удалились, не пожелав воспользоваться отведенными им другими креслами, хотя последние и были неподалеку от их собственных.