Переходные характеры - 23

 Я назвал приведенные образчики переходными характерами потому, что в них в той или в другой форме давал себя чувствовать дореформенный человек. Новое, послереформениое, заставило этих людей самою силою вещей тянуться кверху, а привычки и замашки, в которых они выросли, держали их крепко внизу. И получились люди, не способные ни думать справедливо, ни устроить даже подле себя какую-нибудь сносную справедливость. Люди буржуазного типа, захотевшие занять место "белой кости", оказались не более ее способными к справедливости. Они были дальше ее только тем, что, желая занять ее место, понимали, что для этого нужны кое-какие перемены, которые дали бы им больший простор. Но они были политиками только для себя. Они не желали позволить садиться верхом лишь на себя, а на других садились охотно. Разница против прежнего оказалась в том, что получилось больше седоков. Строгие же моралисты из белой кости, проповедуя "честность", "достоинство личности" и требуя "идеалов", менее всего понимали, в чем заключается это достоинство, и лучший прибор на пиру природы приберегали для себя. Но что бы сказали эти пророки, обвиняющие других в том, что они утратили "идеалы", если бы перед ними явился тоже проповедник и доказал бы им, что у них-то именно никогда и не было живого идеала. Не для этих людей, а для читателя я приведу здесь слова одного умного немца[1], которые я было думал поставить эпиграфом. "Не забывай ни на минуту, — сказал этот умный немец, писавший о земной жизни Иисуса Христа, — что ты человек, а не просто часть природы, — ни на минуту, что и все другие — также люди, то есть что, при всем своем личном разнообразии, они то же, что ты, с одинаковыми с тобою потребностями и правами. В этом вся нравственность". Этой-то именно нравственности у переходных людей и не оказалось, а потому не оказалось у них и ясного, точного, сознательного общественного идеала.

 Но были (и есть) еще другие люди (я знал их только между писателями), в которых не сохранилось ничего переходного. Ясно и просто уразумели они отношения между вещами, поняли, какими вещи должны быть, и то, что они поняли, стало их природой. С таким счастливым умом явились они уж на свет божий, и вся сила этого счастья заключалась в том, что они понимали, что они такие же люди, как другие[2].