Рост провинциальных начальников был, пожалуй, еще заметнее, чем петербургских, потому что с ними приходилось чаще встречаться. Тот же самый Булгаков, сделавшись губернатором, подражал, как рассказывали, Петру Великому и ходил по улицам с дубинкой. Другие губернаторы этого не делали, но были тоже всевластны, велики и грозны, особенно военные губернаторы. Даже управляющие палатами старались держать себя с величественностию министров и, кажется, тоже боялись шевелить головами, чтобы не потрясти губернских городов. Особенно сановничали управляющие казенными палатами и палатами государственных имуществ. Я мог бы назвать многих управляющих палатами государственных имуществ, которые все были вылеплены в одну форму. Такой уж был тогда общий тон. Все они держали себя сановниками, потому что ощущали в себе большую силу, которой в других людях не было; все они жили барами, разъезжали в собственных экипажах, а жены их воображали себя статс-дамами. Впрочем, некоторым управляющим было и этого недостаточно, и они придумывали для себя специальные отличия. Приказывали, например, делать для себя особенно величественные председательские кресла, напоминающие трон, а управляющий самарскою палатой Калакуцкий велел повесить в передней палаты ямской колокольчик. Когда Калакуцкий входил в переднюю, сторож громко звонил; палата затихала, чиновники в комнатах, через которые проходил Калакуцкий, вставали, низко ему кланялись, затем он проходил в присутствие, двери запирались, у дверей становился сторож для доклада, и вся палата проникалась ощущением невидимо осеняющей ее высшей силы. И все это делалось только для того, чтобы подчиненные проникались чувством почтения к начальству. Чувство страха возводилось в систему совсем не потому, чтобы в людях не признавалось других чувств, а только потому, что страхом действовалось проще.