Как ни казались нам крупными наши корпусные командиры, но были люди и еще их крупнее, — крупные уж не для нас, кадет только, а даже и для наших командиров. Об этих крупных людях мы, кадеты, имели очень слабое представление. Директора департамента Брадке мы видели не больше одного раза в год. Я помню только, что Брадке был очень маленького роста, что он был штатский, что он всегда заходил в классы и что его приезд производил у нас полнейший переполох. Что же касается министра (тогда министром государственных имуществ был Киселев), то он был для нас такою отдаленною и невидимою величиной, о которой мы не имели ровно никакого понятия. Даже уж потом, офицером, я видел Киселева всего два раза в десять лет. Вот какой он был крупный.
Киселев был вельможа. Может быть, были люди еще вельможнее и его, но, по крайней мере, я их не видел и о вельможестве составил себе представление только по Киселеву. Киселев держал себя очень величественно и властно. В оба раза, что я видел Киселева, он был в полном мундире, с андреевскою лентой чрез плечо, блестел золотом, звездами, орденами, бриллиантовыми знаками и вообще производил ослепительное впечатление. При всем своем вельможестве, Киселев был доступнее других министров и не чуждался своих подчиненных. В первый день пасхи он устраивал у себя разговенье, каждый из его подчиненных мог приходить к нему на завтрак, и Киселев был, видимо, доволен разномундирною толпой, толкавшеюся вокруг стола, уставленного пасхами, куличами, окороками и бутылками.
Остальные министры были совсем недоступны ни для публики, ни для подчиненных. Они, кажется, чувствовали в себе такое количество власти, что, кажется, даже боялись, чтобы не покачнулся мир, если они шевельнут головою. И все-таки нашелся министр, который из этой всеобщей министерской грозности и недоступности сумел выделиться еще большею грозностию. Им оказался граф Лев Алексеевич Перовский, тогдашний министр внутренних дел. Это была невидимая, но громадная сила, — громадная до того, что сами губернаторы, тоже очень большие люди, были пред нею не больше теперешних урядников.
Вот какой анекдот рассказывался тогда в чиновничьем мире об этом самом грозном Перовском. За достоверность анекдота не ручаюсь, но повторяю, что слышал. Между Перовским и министром финансов затеялась какая-то длинная переписка, и никак она не приходила к концу. Чтобы выяснить недоразумения и покончить скорее дело, Перовский просил Вронченко прислать к нему своего чиновника, и Вронченко ответил, что пришлет титулярного советника Булгакова. Булгаков приехал к Перовскому и приказал о себе доложить. Доложили. Булгаков входит в кабинет и видит, что Перовский лежит на кушетке головой к двери. Булгаков останавливается и громко произносит: "Титулярный советник Булгаков". Перовский, не поворачивая головы, отвечает: "Разве у министра финансов не нашлось никого другого, чтобы прислать ко мне?" — "Мне кажется, что ваше сиятельство должны быть довольны, что прислан именно я, потому что, если бы прислали другого, вы должны были бы встать", — ответил отчетливо и почтительно Булгаков. Перовский вскочил с кушетки точно ужаленный, налетел на Булгакова в упор и крикнул: "Кто вы такой?" — "Титулярный советник Булгаков", — ответил Булгаков по-прежнему отчетливо и почтительно... Дерзкий Булгаков настолько понравился Перовскому, что он перевел его к себе в министерство и очень скоро сделал губернатором. Перед самым освобождением этот самый Булгаков, бывший тогда генерал-интендантом Финляндии, предложил на одном обеде тост за первого освободителя крестьян — Пугачева, и был за это уволен со службы.
Свободное копирование
