Возвращаюсь к Усть-Абаканскому.-- Здесь, я впервые познакомился с Николаем Михайловичем Ядринцевым, в органе которого, "Восточное Обозрение", был, как выше сказано, постоянным сотрудником и с которым вел деятельную переписку. Знаменитый публицист, высокий и худой, произвел на меня впечатление Дон-Кихота. Горячий сибирский патриот, он также верил в великое будущее своей родины, как Дон-Кихот в возрождение рыцарства. Прибыл он в Минусинский округ, если не ошибаюсь, с какими-то археологическими целями, но в беседе со мною говорил исключительно на темы политические, с пылом уясняя роль областного начала в государственном строительстве, восторгаясь Сибирью и укоряя меня в недостаточной любви к ней.
-- Ну, скажите, зачем вам возвращаться в Россию?-- наседал он на меня,-- там и без вас люди найдутся, а здесь, в этой чудной стране -- бесконечно широкое поле для деятельности.
-- Позвольте, Николай Михайлович, но, ведь, у вас имеются свои деятели, своя интеллигенция, которая гораздо лучше меня может...
-- Да, знаю эту интеллигенцию,-- перебил меня Ядринцев,-- знаю я ее! Как только закончит высшее образование, калачом ее в Сибирь не заманишь!...
Николай Михайлович нервно заходил по балкону дачи Войцеховских, куда он зашел, чтобы познакомиться со мною, и еще более напомнил мне Дон-Кихота Ламанчского. Во всей его фигуре горело благородное негодование, скорбь за родину, которой он отдал все свои лучшие мечты.
-- Скажите, Николай Михайлович, а почему же вы проживаете в Петербурге и там же издаете "Восточное Обозрение"?
-- Вы не понимаете почему?
-- Нет, я понимаю, но те же самые невозможные условия, которые губят печать в Сибири, не дают возможности...
-- Что значит "не дают возможности?". Конечно, если молчать, если пассивно ко всему относиться, то эти условия останутся навеки, но, ведь, надо действовать, работать!.. Разве в Сибири нельзя лечить, нельзя учить, нельзя судить, нельзя отсюда писать?
-- А "Восточное Обозрение"?
-- Ах, бог мой!-- необходимо же иметь мало-мальски свободный орган именно для того, чтобы здесь, в Сибири проторить пути!.. Да, наконец, моя мечта -- перенести издание в Сибирь, и это будет сделано...
После некоторой паузы он, как бы про себя, заговорил:
"Сибирь должна быть самобытна... У нее есть свои собственные жизненные силы, свои собственные интересы, своя собственная история, имеющая мало общего с метрополией... Это -- колония, которая не знала крепостного права, не испытала кандалов рабства... Здесь свобода встретит благоприятную почву и возрастет скорее, чем в метрополии".
-- Ну-с, так как? какой вывод из вышесказанного?-- предложил он вопрос, остановившись передо мною и вперив в меня взор.
-- Что?
-- Все-таки уедете в Россию?
-- Да, Николай Михайлович, лишнего часа не останусь... Слова нет, Сибирь мне нравится, я в восторге от ее шири, простора, богатой, красивой природы, но...
-- Но... дворянская культура тянет?..
-- Быть может, и так... Много у меня там кровных связей, духовных интересов...
-- Когда уезжаете?
-- Ровно через три месяца, если не надбавят срока...
-- От души желаю, чтобы надбавили: привыкли бы к Сибири.
-- Типун вам на язык!
Ядринцев расхохотался, еще раз пожал мне руку и ушел.
Счастливый человек,-- подумал я, глядя на удалявшегося Николая Михайловича,-- червь сомнений, разочарований, безверия не проник еще в его душу, закаленную идеями 60-х годов. Он почти вдвое старше меня, реакция душит его орган, получивший уже второе предостережение, а Николай Михайлович, словно заспиртованный, остался таким же, каким был, вероятно, в счастливые, молодые годы, когда, выйдя из Томской гимназии, явился в Петербург, сделался вольнослушателем Петербургского университета и, войдя в кружок будущего знаменитого путешественника, Григория Николаевича Потанина, весь отдался идее служения интересам Сибири в духе сибирского патриотизма, что привело в 1865 г. к аресту и привлечению к следствию в Омске и заочному суду в Москве. Сосланный в далекий Шенкурск, Архангельской губернии, после трехлетнего заключения в омском остроге, он не падает духом, а бодро приступает к работе, результатом которой явились впоследствии книги и статьи, посвященные все той же Сибири. Двадцать лет прошло с тех пор, как он был арестован и стал отбывать общерусскую для мыслящей интеллигенции повинность,-- обыски, аресты, тюрьму, ссылку,-- а изменений никаких, и, полагаю, Николай Михайлович и в этот момент видит свою Сибирь недалекой от... республики Северо-Американских Соединенных Штатов!..
Впоследствии Ядринцев привел в исполнении все, о чем со мною говорил. В сентябре 1885 г. "Восточному Обозрению" дано было третье предостережение, и издание газеты было приостановлено на две недели. В 1888 г. "Восточное Обозрение" было переведено в Иркутск. Через 6 лет, в 1891 году, Ядринцев сделался заведующим статистическим бюро при управлении Алтайским горным округом, но на самое короткое время: в том же году он скончался в Барнауле. Таким образом, и свой орган он, как обещал, перевел в Сибирь, и сам закончил в ней свое существование, погребенный на родине, которой он отдал всю свою жизнь, не дождавшись для нее ничего, даже напоминающего идеалы Николая Михайловича.
Свободное копирование
