Перехожу к дальнейшему описанию минусинской жизни.
Покуда исправником был корректный и мягкий Шишко, о котором я говорил ранее, "Правила о поднадзорных" применялись не особенно усердно, но когда на его место назначен был грубый и ограниченный Знаменский, положение наше, как я уже говорил, сделалось весьма тяжелым. Кстати скажу, что Шишко вынужден был удалиться по довольно странному обстоятельству. Жена ссыльного Новаковского, по невыясненным для нас причинам, явившись однажды утром в полицейское управление, намеревалась дать пощечину Шишко. Говорю "намеревалась", потому что, как передавали, нервное возбуждение г-жи Новаковской было так велико, что ее рука, будто бы, прикоснулась только к щеке исправника и упала на плечо его. Шишко не желал дать ход этому делу и, говорили, ходатайствовал за Новаковскую, но из этого ничего не вышло: ее выслали в Якутскую область, а Шишко оставил место исправника. Особенно давали себя знать при Знаменком специально приставленные "надзиратели", о которых выше упоминалось. Они положительно не давали нам покоя. Никогда не забуду я отвратительную рожу Огурцова, надзиравшего за мною. С круглым, красным лицом, с синебагровым носом от пьянства, он появлялся словно из-под земли. Стоило, бывало, летом отворить окно, как он уже тут-как-тут.
-- С добрым утром, Иван Петрович,-- раздается его слащавый голос, и тотчас показывается улыбающаяся физиономия.
-- Что вам угодно?..
-- Раненько вы встаете... Только солнышко взошло, а вы уже на ногах...
-- Да вам-то что?
-- Очень хорошо вы делаете,-- это очень полезно...
-- Убирайтесь вы к чорту! Мне не нужны ваши советы!.. За каким делом вы явились?..
-- Так себе, Иван Петрович, шел мимо и думаю,-- дай доброго утра пожелаю Ивану Петровичу, а вы, вот, сердитесь...
-- Надоели вы мне, как горькая редька!..
-- Ну, извините...
И Огурцов, как сквозь землю, проваливался, чтобы опять неожиданно появиться.
Вечером и ночью он сплошь да рядом засматривал в щели ставней и, если ему что-либо казалось подозрительным, прямо звонил или стучал, чтобы войти в помещение.
-- Что вам нужно?!.-- крикнешь на него.
Но Огурцов за словом в карман не лазил:
-- Извините, Иван Петрович, иду это я, заглянул в щелочку: огонь виден, а людей не видно. Ну что, думаю, если Иван Петрович ушли и огонь забыли потушить,-- ведь пожар может случиться...
-- Да отстаньте вы от меня!
-- Извините, Иван Петрович...
И так ежедневно по нескольку раз! Нервы напрягались до последней степени, иной раз я с трудом сдерживал себя, чтобы не нанести Огурцову оскорбление действием.
Мартынов повел войну со Знаменским бюрократическим же орудием: он решил донять его бумажною волокитою и в значительной мере достиг успеха в этом деле.
Следует заметить, что, как я уже говорил, раз в неделю каждый поднадзорный обязан был явиться в полицию и расписаться в особой для этого книге.
Знаменский, аккуратно посещавший полицейское управление, пользовался этими посещениями для разного рода "наставлений" нашему брату, наставлений поразительно глупых и наивных.
И, вот, Сергей Васильевич однажды написал ему бумагу, в которой говорил, что он, Мартынов, не желает иметь с исправником никаких отношений, кроме чисто официальных, и не желает вести с ним словесных собеседований, а потому, буде он, исправник, сочтет нужным сделать какое-либо заявление, то пусть делает это официально, на бумаге, за надлежащим нумером. После этого Знаменский прекратил словесные собеседования, а в бумажных не было надобности. Но Мартынов на этом не остановился. Как только он замечал какие-либо упущения со стороны полиции, немедленно самым официальным языком строчил бумагу, требуя на нее официального ответа. Когда последнего не получалось, Мартынов отправлял другую бумагу, в которой, повторяя содержание первой, требовал с нее "копию для обжалования действий полиции в высшей инстанции". Не ограничиваясь этим, он требовал еще копии с копии и т. д. Очень часто для составления таких бумаг Сергей Васильевич приглашал своих товарищей, которые охотно шли на всякие проделки против Знаменского. Особенную роль при этом играл Иванчин-Писарев, как знаток законов. Знаменский, конечно, не оставался в долгу и не пропускал ни одного случая, чтобы прижать ссыльных.
Свободное копирование
