Невозможно уснуть ни на минуту. Немцы, по-видимому, подвезли несколько новых тяжёлых батарей. Жалкой детской хлопушкой кажется наша артиллерийская пальба рядом с зловещим грохотом этих потрясающих взрывов. Снаряды летят по воздуху с таким страшным гудением и рвутся с такой ужасной силой, что о их направлении можно следить по звуку. Временами треск разорвавшегося снаряда напоминает грохот падающих домов. С цепким вниманием следишь за каждым ударом, и кажется, что все кругом превращается в развалины, и вот-вот чудовищные «кабаны» обрушатся на Шинвальд.
Канонада затихла. Оттого ли, что немцы потеряли надежду сломить скалистый упор нашей артиллерийской позиции, или оттого, что подвозят новые орудия, как утверждают солдаты?.. Но сразу все просветлело, и мы радостно ощущаем приход весны. Какое здесь удивительное солнце: стоит ему показаться на полчаса, как все кругом оживает. И ещё приятнее воздух - чистый, светлый и звенящий, как арфа. Звонким делает его горное эхо. Офицеры выбегают греться на солнце и осмотреть, как растут деревья». Здесь такая буйная растительность, что можно видеть, как распускаются почки. Кругом так много солнечной мягкости и цветов. Пахучими белыми цветочками усеяна вся земля. А вдали так заманчиво синеют карпатские леса.
- Вот вам и Мезо-Лаборч с Дуклинским перевалом, - иронизирует Базунов.
Мезо-Лаборч - город в венгерской долине в четырёх переходах (120 верстах) от Тарнова. Туда собирались перебросить наш корпус, и офицеры втайне мечтали о венгерских красавицах и венгерском вине.
Пёстрыми группами разлеглись на земле бендерцы и беседуют с нашими солдатами. Солнечные лучи продираются сквозь толщу овчинных кожухов и поселяют в головах неположенные мысли. Огромный пехотинец, раскинув руки и ноги на белых цветках и подложив папаху под голову, говорит с блаженной улыбкой:
- Так воевать согласен...
- А много ты народу переколол? - любопытствуют наши солдаты.
- Не считал, - лениво отвечает бендерец. - Из окопа стрелял... Стрелок я годный... Верно, немало ихнего брата перебил... Только и их жалко, - закончил он мягко.
- Чего жалко?
- А как же? И они не своей охотой идут: начальство приказует. - И, помолчав, продолжает: - Плохого не помнишь, а хорошее не скоро забудется... Шли мы с ребятами в разведку. Один офицер да нас семеро. Видим: раненые ихние. Стонут, корячутся. Офицер приказует: приколи!.. А чего их зря-то колоть? Тоже люди. Детишек дома оставили... Кликнули наших санитаров и подобрали. Тоже и ихней крови немало пролито, - вздохнул бендерец.
- Земля от крови парная: хорошо родить будет, - говорит, глядя в небо, другой пехотинец.
К группе подходит оборванный парень из местных жителей и протягивает руку: хлеба дайте. Семеныч выносит ему краюху хлеба и спрашивает:
- Чего на работу не идёшь?
- Работал, - отвечает по-польски парень. - На дороге служил. Истопником... - И вдруг начинает обличительным тоном: - Нима венгля, нима джава, нима запалки [Нет ни угля, ни дров, ни спичек.] ... - И, сорвавшись, сыплет с негодованием: - Платят восемьдесят одну копейку в день... Прокормиться надо, одеться надо... А где тут прокормиться, когда фунт белого хлеба в Тарнове стоит девяносто копеек, а литр молока - сорок копеек. Солдаты все выели кругом, как саранча... Спичек купить не на что. Свечей нет. Дают десять свечей, а обер-кондуктор себе берет пять. Потом приходит кондуктор и забирает ещё три свечи. А господа офицеры ругаются, что в вагоне темно и холодно. Что ж остаётся делать? Красть?.. Украл бы, да негде, - заканчивает он с едким раздражением. - Все солдаты раскрали.
- Где уж работничать на войне, - сочувственно вздыхают солдаты.
- Знай - лоб подставляй! Да язык прикуси, чтоб не вопил!.. А солнце ярко сияет и нежит, и воздух - как крепкое вино.
Только Старосельский не поддаётся чарам карпатского солнца.
- Ишь, развалились на солнышке снежные чины, - пускает он сквозь зубы и злобно набрасывается на взводного Федосеева. - Ты смотри у меня, лодырь! До смерти под ранцем уморю, если опять нагнеты[Мокрецы на копытах.] увижу.
Да Ханов мрачно критикует Галицию.
- Чего ты болтаешь, Ханов? Они худого слова не скажут... Живут в пехотном обстреле. Скотины нет. На себе землю пашут. Видали! Пан заместо лошади тянет, а жена заступом роет...
- У плохого хозяина все плохо, - угрюмо отбивается Ханов. - Слабого качества люди. Когда принесёшь борща с кухни - не берутся борща есть: нам, говорят, не полезно. Кашу едят. А чтобы борща - так совсем на него внимания не обращают. Я и то дивлюсь: им бы давно околеть пора. Одной картошкой живут.