.. .Опять вчетвером на артиллерийском возу. Сонно покачиваясь, как в лодке, едем час, другой, третий. Сочатся мутные сумерки. Седой туман оседает серебристыми звёздочками на шинелях, на усах, на конской сбруе. Свистит ветер. Текают селезёнки. Цокают крепкие подковы. Дорога тянется, длинная и скучная, как благонамеренная немецкая повесть.
-Тпру!..
Дрыга соскакивает с воза, щупает кнутовищем конские бока, поправляет шлеи, постромки, поощрительно посвистывает раскорячившим ноги лошадям и неожиданно объявляет:
- Так что ошибка вышла. Не на тую путь попали.
- А куда же нам ехать надо?
- Не могу знать.
- Ошибся малость: рядил в Арзамас, а попал на Кавказ. Ну и рохля! - волнуется Шалда.
- А я виноват? - почёсывается Дрыга.
- А то с меня взыскивать?.. Один у кучера подвиг, по положению: дорогу помнить.
- Что ж, я не знаю, что ли? - обижается Дрыга. - Нам до столба до рыглицкого, а там - не глядя доеду.
- С тобой доедешь, - раздражённо фыркает Шалда. - Слов таких нет, чтобы тебя, дурака, пронять...
- Что ж, я в первый раз езжу? - оправдывается Дрыга.
- Не в первый раз едешь, а под пули к немцу везёшь!
- Из крику дела не выкроишь, - равнодушно почёсывается Дрыга. - Нам бы по плантам округ себя посмотреть.
- Стой! - вспомнил я. - Кажется, в сумке у меня компас.
Пошарили в сумке: есть!
Вчетвером долго возимся. Намечаем север, запад, восток. Совещаемся. Наконец решаем: вперёд!
Снова текают селезёнки. Цокают подковы. Фыркают усталые кони. Ветер сменяется метелью. Вечер - холодной ночью. Мы изголодались, продрогли. А кругом - все та же пустынная дорога, холмы, отвесы, ложбины. Чувствую, что доверие к компасу подорвано не только у Дрыги и Коновалова, но и у меня самого. Вдруг - лай собак, огни и какие-то воинские биваки.
- Что за селение?
- Местечко Пильзна.
- Какой дивизии части?
- Восемьдесят четвёртой.
Вот так штука! И дорога, и местность, и дивизия - все чужое. Верстах в сорока от Рыглицы очутились. Благо, что не к австрийцам попали.