Вечером обозный капитан пришёл к докторам на пульку и застал обоих ксендзов. Ксёндз пробощ стал журить капитана. Капитан свирепо выругался и пригрозил выселить обоих ксендзов из Рыглицы.
- Это за что же? - заволновался пробощ.
- За распространение ложных слухов о русской армии. Вы и туховский ксёндз все время распускаете о нас всякие небылицы и мутите все население.
С трудом удалось успокоить капитана.
- Пришлось проиграть ему три красненьких, - сказал на прощание Якуб Вырва.
Молодой викарий проводил нас до собрания.
- Отчего вы, ксендзы, революции не сделаете? - сказал ему по дороге Базунов. - Как вы выносите безбрачие?
Ксёндз улыбнулся и рассказал забавную притчу:
- Когда Бог закончил сотворение мира, он приказал мужчинам: приходите за жёнами. Первым примчался турок и набрал себе кучу жён. Потом шли другие народы. Наконец осталась последняя жена. Бог сказал служителям церкви: берите её себе. Бросились поп и ксёндз. Оба в длинных подрясниках - бежать очень трудно. Но попу все же легче, чем ксёндзу в узкой сутане. Прибежал поп первый и захватил себе последнюю жену. Тогда ксёндз взмолился Богу: «Господи, как же я проживу без жены?» Бог и сказал ему: «Поступай, как знаешь; предоставляю это твоему собственному уму».
- Ну и что же? - заинтересовался Базунов.
- Вот с тех пор ксендзы и устраиваются по своему разумению...
Ведь каждая женщина всегда немножко Далила.
А за утренним чаем ко мне обратился Джапаридзе:
- Вы даёте какие-нибудь поручения канониру Павлову, который едет сегодня в Киев?
- Да. И письма посылаю.
- Заберите ваши письма: он в Киев сегодня не поедет, - многозначительно подчеркнул Джапаридзе.
- А что случилось?
- Скоро узнаете. Сегодня будет день больших неожиданностей. Между тем Павлов продолжал энергично собираться. Побывал у всех офицеров, получил заказы от заведующего собранием, заклеил все письма в один пакет.
Когда Павлов сидел уже на возу, Джапаридзе позвал его к себе и спросил:
- У тебя есть какие-нибудь деньги?
- Сто рублей - офицерских и своих двадцать пять.
- А больше нет?
- Никак нет, - ответил тот.
- Разденься! - приказал ему Джапаридзе и, обращаясь к фельдфебелю Удовиченко и Гридину, распорядился: - Обыщите его.
Под двумя тёплыми фуфайками, в тельной рубашке, нашли зашитыми 900 рублей.
Павлов - бывший фуражир, недавно отставленный. Дня три назад он принёс письмо с известием о смерти жены и стал проситься домой.
- Откуда у тебя деньги? - спрашивал Джапаридзе.
Павлов молчал.
- Позовите сюда Новикова, Горелова, Полякова и Фетисова, - приказал Джапаридзе.
Приведённых (все фуражиры) немедленно обыскали и нашли: у Новикова - тысячу сто двадцать два рубля, у Горелова - пятьсот семьдесят, у Полякова - пятьсот девяносто рублей. Фетисова, считавшегося самым честным фуражиром и заведовавшего покупкой скота, на месте не оказалось. Он пришёл через полчаса и принёс счёт на покупку коровы. Был он бледен и очень смущён. Джапаридзе резко обратился к нему:
- У тебя есть свои деньги?
- Так точно, рублей пятьдесят.
- Покажи.
Он протянул кошелёк, в котором оказалось сто девяносто рублей казённых денег и две двадцатипятирублевки.
- Тебя предупредили? - спросил Джапаридзе.
- Никак нет!
- Врёшь! Газдевайся!
При обыске в карманах нашли несколько расписок на проданный скот.
- Что за расписки? Признавайся! - закричал Джапаридзе. - Я тебе верил, считал тебя честным солдатом. Докажи хоть теперь, что ты лучше других. Говори правду!
- Это, ваше высокородие, записки ненужные. Их хуть спалить можно.
- Зачем же они у тебя?
- Упомнил порвать.
- Говори правду! - кричал Джапаридзе. - Я ничего не понимаю. Я должен под суд тебя отдать за подлог и мошенничество. Что за расписки? Ты что-нибудь понимаешь? - обратился он к Гридину.
Гридин сладко протянул:
- Так точно. Отлично понимаю. Он, ваше высокородие, брал расписку от пана, у которого корову купил, правильную расписку, за сколько купил - скажем, за тридцать рублей, а потом шёл к другому пану, и тот, другой мужичок, за двугривенный давал ему другую расписку, неправильную, подложную, не на тридцать, а на сорок рублей. Вот и барышей десятка.
- Так это было, Фетисов? Гридин правильно говорит?
- Так точно. Правильно.
- Сколько же ты приписывал к каждому счёту?
- Когда рубль, когда два.
- Почему ж у тебя так мало денег? Значит, у тебя своих не пятьдесят рублей, а больше.
- Никак нет. Пятьдесят рублей только.
Фетисов стоит красный, с опущенной головой. Офицерам, присутствовавшим при этой сцене, было совестно и неловко, но жалости к пойманным фуражирам не было. Все превосходно понимали, какие жестокости, какие солдатские расправы над бедными жителями скрывались за этими награбленными деньгами.
- Господа офицеры, - обратился к присутствующим Джапаридзе, когда ушли фуражиры, - я не нахожу выхода. Простить? Тогда фуражиры по-прежнему будут грабить и воровать в надежде на снисходительность начальства. Предать суду? Это - расстрел или каторга.
Наступило тяжёлое молчание.
- Давайте судить их собственным судом, - предложил доктор Костров.
- Что ж, это можно, - неопределённо протянул Базунов.
- Хар-рашо! Сегодня вечером суд! - отчеканил своим гортанным голосом Джапаридзе. И обратился к Гридину: - Созвать офицеров из всех трёх парков.