За обедом опять тоскливые вздохи. Базунов предаётся юнкерским воспоминаниям.
- Да скоро ли война кончится? - вырывается чей-то вздох. Базунов таким тоном, как будто об этом и шёл все время разговор, меланхолически заявляет:
- То-то и оно, что не скоро. Тут двести раз околеешь, прежде чем война кончится. А мира-то никакого не будет. Десять лет будут воевать, подлецы! Им что? Главное артиллерийское управление - на театре военных действий... в Киеве! Каково придумали, подлецы! На театре военных действий - в Киеве!
Офицеры апатично потягиваются. Кто-то обращается к денщику Базунова:
- Кубицкий, ударь меня по затылку!
Кубицкий улыбается простецкой улыбкой и плутовато рапортует:
- Як бы водка була - пьяный напывся б, - може, осмилився б мужик и вдарив бы их высокородие.
- Ну, не хочешь - тебя ударю.
- Тэж я и кажу: вдарьтэ меня враз по хребту, ваше высокородие! Нам, мужикам, цэ - наилучше ликарство, щоб язык ны телепкался дуже худко.
- Молодчина! - говорит Медлявский. - А что тебе подарить за это, чего хочешь?
- До дому хочу, - смеётся Кубицкий.
- Скажи на милость, - говорит Базунов, - и Кубицкому воевать надоело.
* * *
Вечером, вернувшись с прогулки, я застал пакет на моё имя, присланный с экстренным ординарцем и помеченный: «весьма спешно». Пакет заключал в себе краткое предписание: «выехать немедленно в сопровождении фельдшера в штаб дивизии». Было уже после девяти. Я устал, хотелось отдохнуть. Но делать нечего. Приходили в голову всякие тревожные мысли. Через двадцать минут была подана артиллерийская повозка, устланная соломой, и пара рослых жеребцов - Шикарный и Шикардос - умчали нас из Рыглицы.
Свободное копирование
