Остается сказать еще несколько слов о Конради. Мне так и не пришлось с ним встретиться, но я не раз сталкивался с людьми, знавшие его близко. Запомнились кое-какие штрихи его биографии.
В Праге проживал один из близких друзей Конради и у него хранился или, во всяком случае, хранилось до недавнего времени психологически очень интересное письмо покойного Мориса Морисовича, написанное вскоре после оправдания. Лично с ним не мог ознакомиться ввиду очень холодных моих отношений с владельцем письма, но смею думать, что его содержание изложили мне более или менее точно. Конради подробно описывает, как он убивал Воровского и, по словам моего информатора, человека весьма не склонного к сентиментальности, описывает не без цинизма. За несколько минут до смерти Воровский ел суп, Конради взглянул на тарелку и увидел, что это консольте со спаржей. Решил про себя - пускай доест... Все равно в последний раз в жизни. Потом подошел к полпреду и выхватил револьвер.
В настоящее время собственник письма тяжело болен, и по характеру своей болезни вряд ли долго проживет. Надо надеется, что после его смерти этот любопытный документ не будет уничтожен.
Не раз мне приходилось спорить с товарищами по армии и по военным организациям, как мы должны относиться к прошлому - и к событиям, и к людям. Излагать для будущих историков всю правду или держаться завета Мольтке-старшего и говорить "правду, только правду, но не всю правду". Лично я считаю, что сознательно ретушировать образы прошлого, значит грешить перед исторической наукой. Люди, хотя бы и герои, всегда остаются людьми и нечего их превращать в схемы - все равно историки не поверят и до правды как-нибудь да докопаются.
В частности я меньше всего хочу развенчивать Мориса Конради. Он был доблестным белым офицером и человеком большого самоотвержения. Мог спокойно жить до конца своих дней в Швейцарии. Во имя идеи пошел на убийство и рисковал на долгте годы попасть в каторжную тюрьму. Террористический акт, который он совершил, заставил задуматься многих и многих людей Запада. Процесс Конради и Полунина был несомненной моральной победой белых над красными. Наконец, благодаря лозаннским выстрелам дипломатические отношения между СССР и Швейцарией на много лет стали не возможными. Среди многих, кого вспомнят добром в будущей России, имя швейцарского гражданина, офицера-дроздовца Мориса Конради займет почетное место.
Однако есть основания думать, что, несмотря на оправдание, Конради был психически сломлен своим террористическим актом. Не думаю, чтобы его преследовали угрызения совести. Его письмо к товарищу в Прагу во всяком случаи свидетельствуют о противном. Скорее всего подействовало тюремное заключение и ожидание каторги. На процессе Конради держался отлично, после оправдания, как говорят, стал неузнаваем. Начал пьянствовать. По всей вероятности употреблял и наркотики.
В начале сентября 1927 года я по дороге из Праги в Париж познакомился с молодой весьма интеллигентной швейцаркой. По ее словам поведение Конради очень разочаровало соотечественников.
- Мыбыли за него всейдушой и вот видите, что получилось... Не сумел человек сберечь свое имя.
Почти тоже самое я слышал в Париже в наших армейских кругах. Конради окружали весьма подозрительные личности. Есть основания думать, что его умышленно спаивали советские агенты. Им несомненно хотелось всячески скомпрометировать Конради. Он пользовался уже некой незавидной репутацией, что было дано распоряжение не пускать его к великому князю Николаю Николаевичу. Об этом мне лично говорили в имении великого князя Chaigry офицеры нашей батареи, состоявшие там в охране бывшего Верховного Главнокомандующего.
Но Конради все-таки ушел из жизни ничем себя не запятнав. Он умер в Марокко офицером иностранного легиона, кажется в 1933 году.
Свободное копирование
