Беседы Николая Васильевича
Но я отвлекся в сторону... Впрочем, я не стану дальше распространяться о приглашенных к нам преподавателях. Все они были хорошо известны в Москве своими выдающимися дарованиями или ими впоследствии ярко выделились. Так что мне достаточно было назвать их, чтобы охарактеризовать то тщание, с каким Николай Васильевич их подобрал. Было бы интересно восстановить здесь общую программу наших с ними занятий, показать, как цвет тогдашних педагогов в Москве разрешал задачу построения курса среднего образования, когда им представился случай свободно проявить свое творчество.
Но я не чувствую себя в силах это сделать, не располагая ни старыми тетрадками, ни даже старыми учебниками. Здесь ведь потребовалось бы войти в подробности и при этом быть очень точным. Скажу только, что как в выборе преподавателей, так и в планировании занятий первенствующее значение имел сам Николай Васильевич. Он все организовал, за всем следил, брал на себя то те, то другие предметы.
В обращении Николая Васильевича с нами не было ни тени менторства или доктринерства. О чем бы он с нами ни говорил, всегда казалось, что для него сообщаемое им так же ново, свежо и интересно, как и для нас. Это особенно сказывалось в разговорах по прочитанным книгам.
Зимой много читать сверх требуемого ходом преподавания, пожалуй, не приходилось. Но зато на лето мы забирали с собой в Сутково (где с 1885 года стали ежегодно проводить каникулы летние и рождественские в гостях у Кати) целый сундук книг. Здесь читали запоем по программе, намеченной еще зимой. Прочитанное служило обыкновенно предметом непринужденных разговоров за прогулкой, за чаем или во время купания. Случалось, в беседу втягивались то П. Ф. Маевскии, то Н. А. Мартынов, а иногда заходившие к нам в гости управляющий, сельская учительница или врач. Летом 1886 года, например, Николай Васильевич сам для себя читал в греческом подлиннике "Историю Пелопонесской войны" Фукидида и в немецком переводе "Историю Греции" Грота. Это давало пищу продолжавшимся значительную часть лета исключительно увлекательным разговорам о Пелопонесской войне. По мере того как Николай Васильевич продвигался в чтении Фукидида, он подробно рассказывал нам все перипетии пелопонесской трагедии, передавая при этом объяснения, какие дает событиям английский историк Грот. И что любопытно отметить, и что особенно характерно для Николая Васильевича: чтобы нам легче было следить за его рассказом, он посоветовал нам предварительно прочесть "Историю Греции" Егера, имевшуюся в русском переводе, предупредив при этом нас, что Егер освещает события греческой истории иначе, нежели английский историк. С волнением вспоминаю я даже теперь эти наши уединенные прогулки по пустынным и диким берегам Днепра в разговорах о великой трагедии греческого народа. Кругом заливные луга, дикая природа, а на горе сутковский дом с его дорическими колоннами, выражающими непрекращающуюся до наших дней эллинскую традицию.
Свободное копирование
