Домашние уроки
Но возвращаюсь к лету 1885 года. Треволнения, связанные с устройством в разоренном имении, не затрагивали нас, мальчиков, живших еще на всем готовом, и для нас это первое лето в Суткове промелькнуло как праздник -- с купанием в Днепре, катанием в "челнах", или "душегубках", прогулками и пр. Незаметно подкралась осень, и пришлось ехать в Москву учиться.
Николай Васильевич по соглашению с Катей поставил ученье наше совсем на новую ногу.
Из гимназии Поливанова мы вышли с тем, чтобы курс средней школы ("гимназии", по-тогдашнему, неизбежно классической, единственной открывавшей доступ в университет) пройти дома и держать затем "экстернами" так называемый "экзамен зрелости" для получения права на поступление в университет. Но до этого экзамена было еще несколько лет впереди, и, принимая во внимание, что дома можно вести занятия интенсивнее, чем в школе, а потому в одинаковый срок пройти больше, Николай Васильевич не считал нужным строго держаться из года в год гимназических программ. Это открывало преподавателям возможность свободно планировать курсы и углубляться по времени в свои предметы.
В первую же зиму 1885/86 года к нам были приглашены П. Ф. Маевский (естествознание), Ф. И. Егоров (математика), С. П. Меч (география) и А. Е. Грузинский (русский язык и словесность), которые впоследствии (кроме скончавшегося П. Ф. Маевского) учили и племянников моих Васю и Симу. Николай Васильевич взял на себя временно латинский язык, который мы проходили у него вместе с Сашей Чупровым, сыном профессора А. И. Чупрова, до поступления его в один из старших классов V гимназии. Кроме того, я один проходил с Николаем Васильевичем греческий язык и читал по-французски с бывшей учительницей сестер старушкой мадемуазель Бессон.
Мы много делали письменных работ не только А. Е. Грузинскому, но и С. П. Мечу. Эти работы представляли собой разбор какого-либо произведения, изложение статьи или книги, сводку мнений или данных из разных источников, иногда компиляцию, но никогда не были "сочинениями на тему", столь излюбленными в то время в гимназиях, как, например, рассуждение о том, что "не все то золото, что блестит", или памятное мне Федино сочинение, писанное им для Л. И. Поливанова: "Все куплю, -- сказало злато, все возьму, -- сказал булат". В письменных работах от нас требовалось умение систематизировать по собственной, а иногда даже по предложенной преподавателем или же совместно с преподавателем составленной схеме пройденный и прочитанный материал и толково его изложить.
С Петром Феликсовичем Маевским, летом 1886 и 1887 годов приезжавшим к нам в Сутково, мы много ботанизировали.
Со временем число наших преподавателей значительно расширилось. Присоединились: Д. П. Езучевский (физика), А. В. Сперанский (химия), М. К. Любавский (русская история), С. Ф. Фортунатов (история), Н. С. Тихонравов (литература), Е. Е. Якушкин (древние языки), Гильвег (немецкий язык).
Для занятий по химии нам приспособили в нижнем этаже арбатского дома особую комнату, в которой был устроен вытяжной шкаф, проведены газ и вода и пр. Эта домашняя лаборатория была впоследствии использована, равно как геологическая коллекция А. Ф. Геллера и собранный нами с П. Ф. Маевским гербарий, "Коллективными уроками" -- суррогатом Высших женских курсов, организованными после закрытия курсов Герье усилиями Шереметьевской, Сеченова и Тимирязева и в течение нескольких лет ютившимися у нас в арбатском доме, пока не удалось добиться разрешения на возобновление Высших женских курсов.
С Н. С. Тихонравовым мы по преимуществу занимались устной словесностью и древней письменностью -- по памятникам. Конечно, особое внимание уделено было "Слову о полку Игореве". Впрочем, разбирали и классиков. Припоминаются мне разборы "Макбета", "Гамлета", Фонвизина и Грибоедова. Подробно разбирали мы с Николаем Саввичем статью Шиллера "О наивной и сентиментальной поэзии", пользуясь немецким оригиналом в отдельном издании с комментариями.
Николай Саввич в то время был занят редактированием полного собрания сочинений Гоголя и на редактируемом им материале вводил нас в приемы научной редакции текстов. Отдельно от брата я читал в подлиннике Шиллера, Гете, Лессинга, Гриль-парцера и других немецких классиков, преимущественно трагедии их, с Евгением Николаевичем Щепкиным.
Совершенно исключительный интерес представляли мои занятия с Ф. Е. Коршем, с которым мы читали в подлиннике Гомера и Овидия. Его эрудиция изумляла всех, кому приходилось вступать с ним в общение, и даваемые им комментарии блистали широкими обобщениями и глубоким анализом текста. На некоторые уроки мои Николай Васильевич ходил, чтобы послушать Федора Евгеньевича. Наконец, курс логики я прошел с А. С. Белкиным, а курс политической экономии -- с С. В. Сперанским, державшимся только что вышедшего тогда в студенческом издании курса А. И. Чупрова.
Свободное копирование
