Домашнее образование - 3

Сотрудники Кати

Здесь надо хотя бы только назвать главнейших сотрудников Кати по Суткову Их ей удалось подобрать не сразу.

Управляющим Катя пригласила толстовца М. И. Пытковского. Не знаю, кто его рекомендовал. Во всяком случае, его убеждения служили гарантией щепетильной честности и высокой гуманности, а этому Катя не могла не придавать значения, особенно учитывая отсталость и забитость белорусских крестьян. М. И. Пытковский был опытным, знающим агрономом и любил сельское хозяйство, как его любят поляки. Он удачно спроектировал и отстроил новый фольварк, спланировал полеводство с картофелем и травосеянием в обороте. Личные отношения у нас с ним во время наших частых гощений в Суткове установились на простую дружескую ногу. Но он недолго продержался в Суткове. Рубаха-парень -- по-русски, но с гонором панским -- по-польски, хозяин-мечтатель, агроном-толстовец, М. И. для практической деятельности совмещал в себе слишком много несовместимого. Промаявшись в Суткове года два, он задумал удалиться от практической жизни на участок А. И. Барановского на черноморском берегу. Условием отвода этого участка было обязательство завести на нем оседлость, что, однако, Александром Ивановичем исполнено не было. М. И. Пытковский предложил себя А. И. Барановскому в качестве доверенного поселенца на черноморском участке, без всякого вознаграждения. Он вознамерился разводить там пчел. "Толстовцу это самое доброе дело, -- рассуждал Пытковский.-- Тут ни с какими социальными вопросами встречаться не придется. К тому же на Кавказе пчелы не кусаются".

Пытковского сменили затем один за другим ряд лиц, в том числе В. Е. Грузинский (брат Алексея Евгеньевича) и М. Ф. Маевский (брат Петра Феликсовича). Все, по разным случайностям, недолго проработали в Суткове, пока, наконец, прочно не осел Г. И. Беляцкий, опытный, умный, настойчивый хозяин, рекомендованный И. А. Стебутом и проработавший в Суткове до самой революции.

Сутковскую больницу по приглашению Кати спроектировала и поставила в ней работу Екатерина Павловна Косминкова. Затем, проработав в Суткове 5 лет, она по семейным обстоятельствам пожелала перебраться поближе к Москве и в течение 10 лет заведовала в Костине устроенной нами больницей. После она перешла на службу города Москвы на должность школьного врача.

В Суткове после Косминковой врачами были Дырмунт, Караваев и Клумов. Караваев впоследствии был избран членом I Государственной Думы, участвовал во фракции трудовиков и после роспуска I Гос. Думы был убит в Екатеринославе членом "Союза русского народа[1].

Школьной учительницей в Казимировку была приглашена молодая учительница, окончившая высшие и педагогические курсы в Москве -- М. А. Чуйкова. Если Сутково было захолустьем, то отдаленная от него на 7 верст Казимировка была уже совсем медвежьим углом. Надо было много мужества, чтобы зарыться в такую дыру. Но молодая учительница именно этого и искала.

Я помню первое ее появление у нас в арбатском доме, когда она пришла договариваться о поступлении. Ее смущала не удаленность Казимировки, а то, что школа там открывается по самому примитивному типу -- школа грамоты[2], и что она окажется под ведомством духовенства. Но в Западных губерниях тогда земства не было[3], и в Казимировке приходилось открывать либо школу грамоты, либо церковно-приходскую[4]. Оба типа по положению находились в ведомстве духовенства, причем церковно-приходская школа с повышенной, по сравнению со школой грамоты, программой была более проникнута церковным духом. Школа грамоты, менее контролируемая и с меньшей программой, казалось, оставляла больше свободы преподаванию. Тем более если эта школа патронируется крупной местной землевладелицей, русской и православной. Так оно и вышло. М. А. Чуйкова проработала в Казимировке ряд лет в полном одиночестве, проболела там сыпным тифом, воспитала много десятков ребят. Некоторые ее ученики по окончании казимировской школы перебрались в среднее учебное заведение. Наиболее выдающийся из них Архип Акимович Частик окончил Горе-Горецкое земледельческое училище. В 1905 году был заподозрен начальством в с. р. пропаганде и выслан из пределов Минской губернии. Тогда он поступил к нам в Любимовку на должность инструктора крестьянских плантаций. М. А. Чуйкова со временем тоже заведовала у нас школами сначала в Костине, потом в Любимовке.

"Культурные одиночки" -- так назвал Кривенко деятелей типа Марии Алексеевны Чуйковой -- эти последние отраженные всплески былого народнического прибоя семидесятых годов. В 80-е годы и в начале 90-х уже никто не шел в народ с политической или социалистической пропагандой. Ставились гораздо более ограниченные и, казалось, более достижимые, чисто культурные задачи. В путях тоже вскоре наступило разочарование. Земства, комитеты грамотности, кружок Алчевской в Харькове[5], констатировав массовые "рецидивы безграмотности" среди населения, прошедшего начальную школу, уже не оставляли места для увлечения. Во второй половине 90-х годов вера в успешность индивидуальных разрозненных усилий даже в области культуры и просвещения иссякла. Быстро распространявшийся марксизм отвлекал, притом, внимание от деревни к фабрике.

Заполучить в деревенскую школу образованную учительницу из молодежи в 90-е годы стало трудно. Мы встретились в свое время с этим явлением и принуждены были брать учительниц уже пожилых.

Казимировка, одинокая и удаленная от тракта, не случайно была выбрана Катей для устройства в ней первой школы. Когда мы прибыли в Сутково, то застали в Казимировке первые попытки со стороны самого населения к устройству там школы. Особенно хлопотал о том старший брат Частика и местный псаломщик, прозванный нами "плакучей ивой". Он был какой-то особенный и всегда плакался о несчастной доле крестьянской. При полном отсутствии средств эти попытки местные могли бы повести к созданию школы по типу уже имевшихся в округе, с едва грамотным инвалидом-солдатом в качестве учителя, столующегося, подобно пастуху, по очереди у родителей своих учеников, а на летние каникулы нанимающегося стеречь в шалаше фонари-маяки на Днепре.