Глава 3
ДОМАШНЕЕ ОБРАЗОВАНИЕ
(1885--1891)
Новый учитель
За несколько дней до Нининой свадьбы Надежда Федоровна Богданова привезла к нам на дачу в Жуковку знакомиться нашего нового учителя, Николая Васильевича Сперанского. Они застали нас за обедом в так называемой "гимнастике" (палатке в саду) в большом обществе гостей, съехавшихся по случаю предстоящей свадьбы. Конечно, встреча в такой обстановке для первого знакомства не могла много дать. Мне врезались лишь в память необычайная худоба нового учителя, только что оправившегося от брюшного тифа, всклокоченные темно-каштановые волосы на голове его и глубокие впадины глаз, вместе с выдававшимися скулами придававшие лицу его своеобразное, незабываемое выражение.
Действительное знакомство наше произошло в Сергиев день (5.VII.85 г.), когда Николай Васильевич переехал к нам на дачу жить. Дым коромыслом, стоявший в Жуковке в первое его посещение ее, отошел, на даче царила полнейшая тишина. Все взрослые поразъехались: Нина с мужем в свадебное путешествие по Италии, Катя с Александром Ивановичем уехали в Швецию присматривать золотопромывательную машину для Онона вместе с Шанявскими, там уже находившимися. Федя вернулся в Петербург. В Жуковке оставались мы с Сережей и Отто Юльевичем Зюссенгутом да "Баранята", как их называли, т. е. племянники наши Вася, Сима и Шура, с учительницей. Кроме того, гостила еще Зинаида Гавриловна Вильяме, племянница Егора Ивановича Барановского, уже взрослая девица. Впечатление пустоты и покинутости усиливалось для Николая Васильевича еще тем, что мы с Сережей в день его приезда тоже оказались в отсутствии, так как с утра ушли гулять с Зинаидой Гавриловной в Кунцево.
-- Вы мой предшественник? -- меланхолически спросил Зюссенгут Николая Васильевича, желая сказать "преемник".-- На даче никого нет. Не хотите ли купаться?
После купания в Сетуни пообедали и прогулялись по саду, а к вечернему чаю и мы вернулись из Кунцева. Мы погуляли там на берегу Москвы-реки, спускались в глубокий, темный, таинственный овраг, на склоне которого рос громадный, известный всем москвичам дуб-богатырь, видевший, вероятно, еще времена не только тишайшего государя, но и грозного царя, всходили на городище с его неизвестными могилами, получившее у дачников романтическое название "проклятое место".
Мы принесли с собой из Кунцева в фуражках своих собранные на берегу Москвы-реки окаменелости, а в носовых платках -- малюсеньких ежиков, новорожденных, как мы решили, ввиду их крошечного размера. Прогулка дала естественную пищу для разговора за чаем, а затем, усталые от беготни за день, мы полегли спать.
Утром надо было накормить ежиков молоком, и мы так увлеклись возней с нашими новыми питомцами, что не заметили, как настал час урока. Когда Николай Васильевич пришел в нашу комнату на первый урок свой, мы поспешили спрятать ежиков в ящик письменного стола и достали свои книжки. Нетрудно себе представить, что внимательными на уроке мы не были. Ежики возились и шумели в своем заточении, а мысль, что им не хватит воздуха, пришедшая мне во время урока, совершенно парализовала мою сообразительность. Николай Васильевич, удивлявшийся сначала нашему состоянию, в конце концов разгадал, в чем дело; ежики были извлечены на волю, и наставник вместе с учениками своими, прервав урок, занялись устройством маленьких животных.
Простота и какое-то товарищеское отношение, проявленные Николаем Васильевичем в этом случае, сразу завоевали ему наше расположение. Оно за ним окончательно утвердилось, когда в тот же день наш новый наставник так же просто и по-товарищески отнесся к каверзе, учиненной ему племянником нашим Васей. Надо сказать, что у нас в доме никто не курил, и Вася, увидев утром, как Николай Васильевич в своей комнате натирал картуз гильз табаком очень заинтересовался этой процедурой. И вот, забравшись в комнату Николая Васильевича, когда он был у нас на уроке, Вася высыпал из гильз табак, насыпал их песком и заделал ватой. Каково было курящему человеку, привыкшему к своему табаку, увидеть, что курить ему нечего! Со спокойствием, по-видимому больше всего смутившим Васю, налившегося кровью под негодующими нашими взглядами, показал Николай Васильевич, для чего он набивал утром гильзы и почему они теперь никуда не годятся. Конечно, с глазу на глаз в саду мы, в звании дяденек, отчитали племянничка со всем пылом. Окончательно он был сконфужен, когда Николай Васильевич предложил нам прогуляться с ним на полустанок, где, быть может, найдутся готовые папиросы.
Я рассказываю эти мелочи потому, что мне самому приятно их вспоминать, и потому также, что с них начались у нас простые, доверчивые отношения товарищества с человеком, с которым затем мы все тесней и тесней сходились, связавшись, наконец, дружбой буквально до гробовой доски.
Свободное копирование
