24 июня (6 часов утра)
В 3 часа ночи голос по радио: «Внимание. Воздушная тревога!»— и вой сирен на улицах. Я вскочила, разбудила Цаплина, домработницу бабу Женю и Алену. Она, сонная, ничего не понимая, еле двигалась. Женя — соседка Евгения Александровна Стрелкова, художница, постучалась в дверь — через минуту Алена, я и Женька мчались вниз в бомбоубежище. Дмитрий с домработницей пришли через несколько минут. Там чисто, светло и ощущение спокойствия — впервые за все эти дни ожидания, — очевидно, самое мучительное из чувств прекратилось. Ждать было больше нечего. Оно наступило.
За шумом вентилятора ничего не было слышно. Ни одного панического лица. Все бледные, серьезные. Но дети болтают, смеются. Алена сразу сегодня выросла. Она успокаивала меня, ласкала. Дмитрий был неизменно сам собой — в берете, в накидке. Спокойный. Мы просидели там час двадцать минут. И вот в эти дни есть радость: возвращение домой, в неразрушенные дома. Когда по радио объявили, что война, первое, что сказал Дмитрий: «Что будет с моими скульптурами?!» — и кинулся в свою мастерскую у Красной площади...
А тут впереди не только бомбы, но, наверное, и химическая война. Человечество — как оголтелые, свирепые обезьяны с острыми бритвами, как говорил мне когда-то в Нью-Йорке доктор Ботезат. Гибнут народы, культуры. Гитлер олицетворяет злобную ненависть. Недаром я всегда, еще много лет назад, чувствовала отвращение к его гнусной роже, ко всей его сути.
С Георгием Александровичем, профессором Де Ботезатом, я познакомилась в Нью-Йорке — он знал Бена и пришел к нам, узнав, что Бен привез из России русскую жену. Ему было около шестидесяти лет. Культурнейший, умнейший человек, знаток аэронавтики, работавший в этой области в Петербурге. Он в восемнадцатом году был приглашен американцами в США, чтобы построить им галикаптер. Он был в ужасе от революции, принадлежал к молдавскому богатейшему дворянству и с удовольствием уехал. Но тоска по Родине, по Петербургу грызла его весьма неотступно. Он стал часто бывать у нас с Беном, любил пригласить меня позавтракать с ним в каком-нибудь из самых изысканных ресторанов в Нью-Йорке. Именно позавтракать днем, не осмеливаясь предложить мне отобедать с ним, ибо это было бы уже вечером. Умный и тактичный человек. Был специалистом по турбинам. Галикаптер он американцам построил и читал лекции американским летчикам. Английским он владел в совершенстве, по-французски говорил, как парижанин. Когда я стала в 1931 году жить в Париже, он посылал мне из Нью-Йорка книги, такие, как два тома Джулиана Хеке ли, или «Историю науки» Уэллса и т. д. Хороший человек и преданный друг.