11 июня
Я прячусь от людей. Мне тяжело говорить с ними. Мне от всего тяжело. А день такой веселый, теплый. Солнышко.
Мы с Гри поехали на Сельскохозяйственную выставку. Я на часок обо всем забыла и отдохнула. Зеленое все — и даже вода. Мы сидели над прудом. Видели огромных лошадей-тяжеловозов. И чудные яблоки. И павильоны есть премилые. Гри был милый очень. Но он не очень-то «нянчится» со мной, этот тоже: всё для самого себя. Погода стоит чудесная, но у меня на сердце давящая тоска.
Была несколько раз с Аленой и с гитарой у милых Фонвизиных. У них уютно, душевно. Они любят, когда я пою, а я люблю им петь. Наталья Осиповна шармантна, очень культурна. Артур Владимирович считается с ее вкусом, спрашивает про свои акварели, а Наталья Осиповна подчас говорит ему: «Рука — не то». Или еще критику наводит. Она сама художница. У нее черные «говорящие» глаза, она маленького роста, мила очень. А он, когда пишет свои акварели, преображается: становится строгим, собранным, глубоко серьезным — и хорошеет! Он написал уже два моих портрета, один из них подарил мне. Я повесила его на стенку.
Дмитрий одобрительно говорит: «Художник!» В его устах это высшая похвала. А я на портрете поющая. Но к своим портретам я отношусь как к чужим, о каких-то других они женщинах, не обо мне. А лучше всего сам Фонвизин, когда он мастерски орудует своей кистью. Я люблю племя художников, они мне «мои люди». Но не все — например, художник Борис Григорьев — жуткий хам и дурак. Как он кинулся на меня в Нью-Йорке. Противно вспомнить. Зато хорошо вспомнить старого изысканного русского театрального художника Анисфельда. Или Анри Дерэна в Париже!