Когда до трапа самолета...

Когда до трапа самолета

Чужая провожает речь...

Екатерина Шевелева

В московском аэропорту меня смущало одно обстоятельство: в моем чемодане было двенадцать бутылок водки, а разрешалось провозить только две. Дело было в том, что перед самой поездкой из продажи исчезла наша всемирно известная «Столичная». По просьбе московских друзей я достал на вологодском ликеро-водочном заводе дюжину бутылок, оформленных в виде русских сувениров, украшенных самыми красивыми экспортными этикетками. На мой вопрос, какая в бутылках водка на самом деле, главный инженер сказал: «Какая вам разница! У любой водки всегда два недостатка: во-первых, она всегда горькая, а во-вторых, все равно любая водка требует закуски!».

Когда я в Москве предложил раздать эту водку спутникам, мне сказали:

«Мы достали водку здесь, а твоя пусть так и едет в твоем чемодане на общие нужды». На вопрос таможенника, все ли мы везем в норме, я соврать не смог и сказал про бутылки. На возмущенный вопрос: «Куда вам столько?» – я показал паспорт. День моего рождения совпадал с окончанием симпозиума. «И это на всех?» – спросил таможенник. И сам же ответил: «Пожалуй, как раз! А закуску везете?». Группа хором ответила: «Конечно!». Так были нарушены таможенные правила.

Эта водка выручала нас в Италии много раз. Летели мы через Францию: чтобы не платить зарубежным фирмам валюту, Интурист отправил делегацию российским Аэрофлотом до Парижа, а там мы пересаживались на итальянский самолет. Между рейсами была заказана экскурсия «Один день в Париже».

Встретила нас в аэропорту Орли маленькая, седенькая старушка с лицом, на котором угадывались следы былой красоты и потомственной интеллигентности. « Я русская, но не эмигрантка: меня вы можете не бояться. Я просто замужем за Парижем!» – сказала она.

Как наш гид ни старалась, ожидаемого огромного впечатления на меня экскурсия по Парижу не произвела. К вечеру болела шея: «Посмотрите в окно налево, посмотрите в окно направо...». И в каждом окне автобуса, как на экране большого телевизора, до боли знакомые по книгам и кино картинки: Лувр, Эйфелева башня, Дворец инвалидов, Стена Коммунаров, Монмартр – издали. На момент зашли в Нотр Дам де Пари – Собор Парижской Богоматери. Застыл в изумлении от величия и красоты, но... обернулся назад: по всей задней стене круглые прозрачные колпаки из оргстекла, а в них – телефоны. Спрашиваю, зачем здесь автоматы. Оказывается, это не автоматы: сняв трубку и набрав код, вы можете слушать бесплатно перевод службы на любой язык планеты... Воистину, правильно кто-то сказал: удивляет не столько удивительное, сколько – неожиданное.

Принимавшая туристская фирма, как оказалось, принадлежала французской компартии. Потому, наверное, экскурсия была пронизана ремарками: «Здесь бывал Ленин», «Здесь Ленин встречался с...», «Здесь были написаны Лениным...». Было интересно видеть то, о чем слышали еще со школьной скамьи, но это же мешало восприятию реального Парижа. Все время вспоминалась фраза: «... галопом по Европам».

Прощались мы с нашим очаровательным гидом в аэропорту Ле-Бурже, и тут выяснилось, что она приехала во Францию еще в двадцатых годах... из Вологды. Вспомнила она и свой дом с мезонином около парка «с двумя прудами», и отца-инженера, занимавшегося осушением города, стоявшего на болотах. Когда же я после возвращения рассказал моей маме об этой встрече, реакция ее была необыкновенной: «Машенька! Машенька Андреева! Так ведь я сидела в гимназии с ней на одной парте! Верно-верно, родители увезли ее во Францию... Как же ты ей не сказал, что ты мой сын? Почему не пригласил к нам в гости?».

Мама в тот момент забыла, что и фамилия моя уже отцовская, и знать я ничего не знал о ее однокласснице... А «андреевские» канавы хорошо знакомы старым вологжанам: проходили они через палисады домов, собирая болотную воду. Остатки их можно угадать и сейчас на ряде вологодских улиц.

Но вернемся к нашему путешествию. Уже не помню почему, но мы заблудились в аэропорту. Нашу делегацию буквально разыскивали. Наконец, двое служащих, минуя таможню, бегом привели нас прямо к трапу самолета.

Нужно напомнить, что дело это было в сентябре 1970 года. А лето того года ознаменовалось дерзкими угонами пассажирских самолетов, совершенных арабскими террористами. По такому случаю Интерпол значительно усилил контроль. Вероятно, потому перед трапом самолета два дюжих молодчика с ловкостью полицейских из американских кинобоевиков приступили к личному досмотру: первый смотрел в паспорт, а потом – на его хозяина, второй же мгновенно ощупывал карманы, шарил под мышками, под коленками и где-то сзади за поясом... Затем возвращали паспорт и громко по-русски командовали: «Давай-давай!». На трапе оказывался следующий пассажир.

Передо мной таким образом прошли коллеги из Академии наук Азербайджана, из Грузии, из Ташкента. Но вот на трапе оказались мы с профессором Розенфельдом. Заглянув в его паспорт, интерполовец что-то сказал по-английски Розенфельду и своему коллеге. Оба рассмеялись. Затем то же повторилось и со мной. Понял я только дружелюбное «Плиз! Давай-давай!». Профессор Розенфельд перевел слова интерполовца: «Эти господа – евреи, им этот самолет угонять нет резона...». Оказывается, потому нас и не досматривали: удостоили международного доверия.