Хороша страна Италия...

ЗА ДЕРЖАВУ ОБИДНО

       Когда я расспрашиваю друзей

о дальних поездках, то задаю

обычно три вопроса:

– что понравилось?

– что удивило?

– что заставило задуматься?

Попробую и я ответить на эти вопросы.

Хороша страна Италия...

       А ЧЕМ ЖЕ ВЫ ЭТО ОПАСНЫ?

Наверное, тем, что прекрасны,

и тем, что, наверно, пристрастны

в любови к отчизне своей.

Булат Окуджава

Впервые за границу я попал в сорок пет. В 1968 году большая группа советских ученых получила приглашение на Европейский симпозиум по ингибиторам коррозии в итальянский город Феррара. Степан Афанасьевич Балезин предложил подготовить совместный доклад.

Профессор Балезин поехать в Италию не смог и поручил прочесть доклад мне. Оформление документов шло полтора года. Весной 1970 года пришла из Москвы телефонограмма о том, что я «предварительно включен в состав делегации и буду приглашен на собеседование». Все лето я прождал вызова, но лишь в конце августа получил долгожданную телеграмму.

В Москве же начались бесконечные хождения по разным инстанциям. Поначалу делегация состояла из 30 человек. Но после каждой «беседы» в списке недосчитывалось одного-двух докладчиков: отказывали без объяснения причин. И вопросы при этом задавать было бесполезно. Люди уходили после отказа с поникшей головой, оскорбленные недоверием.

До того я не бывал за рубежом даже у демократов, а это считалось едва ли не главным условием поездок в капиталистический мир. Поэтому я почти с полной уверенностью ждал, что попаду «в отсев», и потому старался не переживать. Главное, что меня удивляло: за три недели таких бесед никто и не поинтересовался содержанием наших научных докладов, но все откровенно «заглядывали в глаза», задавая иногда самые безобидные, а часто и просто оскорбительные вопросы: «А что вы будете делать, если окажетесь в купе вагона один на один с женщиной?». Я ответил: «...смотря с какой». Но юмора не поняли и стали объяснять, что я должен требовать от проводников перевести меня в другое купе.

Наконец, пригласили в Госкомитет по науке и технике, и началось обсуждение наших докладов. Сидевший рядом со мной видный профессор во время выступления одного из претендентов на поездку тихонько шепнул мне: «Этот вряд ли поедет. Слишком расхвастался своими знаниями. Подумают, что может вывезти секреты...».

Тогда я понял, почему большинство коллег заявило доклады по давно известным журнальным публикациям, а отнюдь не по новейшим своим исследованиям. Назавтра нам сказали, что из списка исключены и тот «хвастун», и всемирно известный профессор Иосиф Львович Розенфельд по «...излишней осведомленности». Ситуация с Розенфельдом оказалась странной: неделей раньше он вернулся из Швейцарии, где выступал с докладом. Оказалось, что ездил он туда «по другому ведомству», где пользовался, очевидно, большим доверием... В итоге его все же вернули в состав нашей группы.

Тринадцать оставшихся кандидатов на поездку пригласили на беседу на Старую площадь в ЦК КПСС, где товарищ, отрекомендовавшийся бывшим сотрудником посольства в Италии, очень подробно рассказал нам об этой стране, об экономической и политической обстановке, о внутренних противоречиях Юга и Севера «итальянского сапога»: слушать было интересно, поскольку в беседе приводились малоизвестные данные.

Эта беседа была первой практически полезной для предстоящей поездки. Но сразу же нас проводили в большой зал, где каждому выдали довольно толстую брошюру: «Правила поведения советских специалистов, выезжающих в командировки за рубеж».

И снова показалось, что тебя погрузили в среду полного недоверия и подозрительности. После многих пунктов стояло предупреждение, что нарушение их карается советскими законами. И ты подо всем этим должен был расписаться: «ОЗНАКОМЛЕН».

Приключения с составом делегации на этом не кончились: неожиданно сообщили, что в выездной визе отказано молодому талантливому электрохимику Томазу Агладзе. Томаз был учеником и сотрудником руководителя делегации академика и члена ЦК КПСС Якова Михайловича Колотыркина. Яков Михайлович рассердился не на шутку: Томаз бывал за границей много раз и должен был исполнять роль личного переводчика при руководителе. Оказалось, что кто-то из чиновников, как сказал Колотыркин, «перебдел самого себя»: по невниманию принял Томаза Рафаиловича Агладзе за Рафаила Ильича, его отца – академика. А для выезда академиков за рубеж нужно было особое разрешение Президиума Академии. Так высокое родство на этот раз чуть не помешало Томазу. Только резкое вмешательство Колотыркина вернуло Томаза в делегацию.

Весь этот месяц я казался себе игральной картой в колоде, которую постоянно перетасовывают. И при этом не дано нам было знать, кто тасует колоду. До сих пор я расцениваю свою поездку как результат карточной удачи. На какой-то момент опять поверил, что я – счастливый человек...

Последним был визит в Интурист, так как вся «загранкомандировка» шла на условиях научного туризма: значительную часть расходов участники симпозиума оплачивали сами. В Интуристе возник скандал: чиновник столь резко и в оскорбительных тонах стал учить нас правилам поведения за рубежом, что наш руководитель встал и сказал: «Хватит! Мы не намерены терпеть ваше хамство! Выдайте нам билеты, и ваша миссия на том окончена». А с членом ЦК спорить было трудно...

Но, по большому счету, именно этот чиновник давал нам дельные советы: вопреки его предупреждениям мы действительно теряли вещи, отставали от групп на экскурсиях, опаздывали в рестораны, где нас ждали, наконец, переходили улицы в самых неподходящих местах. Словом, вели себя слишком по-русски со всеми вытекающими отсюда последствиями...

Все это я рассказал столь подробно, чтобы молодой читатель смог лучше представить дух семидесятых годов, когда в железном занавесе появились первые щелки... Каждый шаг на этом пути был удивителен.