Сразу после войны Моисей Ильич съездил на Украину, на свои насиженные места. Дом оказался разрушенным. Рояль он увидел у одних соседей, мебель – у других, посуду – у третьих... Ни одной еврейской семьи в колхозе не осталось, а новые хозяева старых вещей смотрели на возвращенца косо... И порешили Кристальные ехать в Ярославль. Так на свои пепелища не возвратились многие уцелевшие семьи: фашизм даже после разгрома в чьих-то душах оставил убийственную заразу антисемитизма.
На ярославщине Моисей Ильич опять пошел работать в совхоз агрономом. Словосочетание «еврей – агроном» у некоторых вызывает улыбку. Испокон веков евреев в России не допускали к земле. Люди привыкали к тому, что евреи были ремесленниками, торговцами, балагулами-возчиками... Наконец, еще с дореволюционных времен евреи стремились к профессиям адвоката и врача, дававшим право вырваться за черту оседлости. Но расцвет еврейских колхозов на Украине до войны и нынешний опыт израильских кибуцев показали, что никакой труд евреям не чужд. Моисей Ильич подтвердил это всей своей жизнью.
В пятидесятых годах Моисей Ильич решил попробовать высадить на ярос-лавщине кукурузу, как сажал ее когда-то на Украине. Достал мешок элитных семян и получил урожай на славу: лето было очень жарким и солнечным. Кукуруза вымахала такой, что скрывала человека, сидящего на лошади. Хотя початки и не вызрели, урожай зеленой массы оказался прекрасным.
А тут Никита Сергеевич Хрущев выступил с идеей: «сеять кукурузу по всему Союзу». В совхоз нагрянуло все ярославское начальство. Опыт приказали пропагандировать и тиражировать. Наградили орденом, который... обидел старика: «Я всю жизнь кормлю людей и скот от земли, а орден дали за мешок кукурузы...».
На следующий год весна была поздняя, а лето холодное. К тому же наши северные грачи успели быстро понять квадратно-гнездовой метод посадки и расправились с кукурузой, как говорится, в зародыше. Летние дожди погубили остатки кукурузы повсеместно. Эксперимент состоялся, а кукурузная эпопея провалилась. Произошло то, о чем Моисей Ильич предупреждал: наша зона рискованного земледелия мало пригодна для кукурузы: слишком велик риск остаться вовсе без урожая при неблагоприятной погоде. К сожалению, его мало слушали: компанейщина была характерна для тех времен.
Орден свой Моисей Ильич не носил, зато гордился своей довоенной медалью Всесоюзной сельскохозяйственной выставки.
Перед самой его смертью Ярославское телевидение сняло документальный фильм о нем с трогательным названием «Сердце не уходит на пенсию», в котором рассказало о роли нашего дорогого «деда Муси» в послевоенной судьбе совхоза «Ярославский». А роль эта была весьма значительной.
Неоднократно Моисея Ильича избирали депутатом сельсовета, как старейшему поручали открывать сессии. Все поручения он выполнял очень серьезно, вдумчиво и добросовестно. Впрочем, и все дела в жизни он делал только так. И часто с улыбкой, спрятанной в шикарные буденновские усы, он нам рассказывал, как в докладах мандатной комиссии на заседаниях сельсовета говорилось: « Избрано русских – столько-то, украинцев – столько-то, белорусов – 2, узбеков – 1, татарин – 1, прочих национальностей – 1» . Тут же он с непременной деланной наивностью допытывался у собеседников, откуда происходит русское слово «прочие»: не от слов ли «поди прочь!».
Позволю себе небольшое отступление. Через много лет после смерти Моисея Ильича я встретил стихи Евгения Евтушенко, удивительно совпадающие с тем, что говорил Моисей Ильич по поводу известной формулы «...и прочие».
У каждого из нас своя фамилия.
Другое дело – милая, немилая.
Дают их всем.
Дают их без доплаты.
Мне нравится, что так устроен мир,
И не могу терпеть, когда в доклады
Вставляют выражение «и др.».
Да что это такое: «и другие»?
Иные, что ли? Да? Ну, а какие?...
Страшней обмана и обидней ругани
Вдруг оказаться в этой самой рубрике.
Пишите всех! Всех называйте честно.
По имени друг друга надо знать.
Не беспокойтесь, что для всех
не хватит места.
Найдите место, чтобы всех назвать!
Я позволил себе процитировать Евтушенко потому, что глубоко согласен и с ним, и с Моисеем Ильичом: люди не должны быть «и др.», «и пр.». Именно потому в моих записках много имен.
Меня даже упрекнули, что местами они похожи на телефонный справочник. Но я предпочитаю вспоминать людей поименно!