Блажен, заставший время славное

Блажен, заставший время славное

       Блажен, заставший время славное

во весь размах ума и плеч.

Но есть эпохи, когда главное –

себя от мерзости сберечь.

И. Губерман

Бывают в жизни положения, выпутаться из которых можно только с помощью изрядного безрассудства.

Ф. де Ларошфуко

Одним из первых, с кем я познакомился в московском аспирантском общежитии, был Владимир Иванович Гончар. Его здесь знали и уважали все: по вечерам он замещал коменданта, будучи старостой огромного общежития. Особый авторитет он имел среди сотрудников потому, что провел в этом общежитии все пять студенческих лет.

А потом был перерыв едва ли не десятилетний... Окончив институт с отличием, вместо уже предложенной кафедрой аспирантуры он по обязательному в те годы распределению оказался, в самом прямом смысле, на краю света – на берегу Тихого океана.

Там он прошел путь от учителя географии до директора школы и заведующего роно. И в этом наши послужные списки оказались чем-то схожи. Его однокурсники к тому времени стали уже кандидатами и докторами наук и снова пригласили Владимира Ивановича в аспирантуру. Ему, как и мне, предложили заниматься методикой преподавания: в этом случае многолетний школьный опыт работал бы на диссертанта. Но он выбрал тему исследования по экономической географии, которой увлекался с давних лет..

Сначала он взялся анализировать некоторые экономические показатели Центрального экономического района России. Работал долго и упорно. Получил интересные в научном плане результаты, опубликовал в печати и собрался оформлять их в виде диссертации.

Но именно в тот момент генсеку Хрущеву пришла идея создать совнархозы, перекроив напрочь всю карту региональной экономики. И тут Владимиру Ивановичу на собственной шкуре пришлось убедиться в прелестях социалистической экономики: надо было все исследование начинать сначала, разрабатывать рекомендации для совнархозов о том, как сохранить наработанные межтерриториальные хозяйственные связи. Ведь сама идея совнархозов родилась безо всякой научной подготовки.

Снова – многолетний труд, и снова он пошел в корзину: совнархозы отменили, по новому расчертив карту экономических регионов. Пришлось в третий раз анализировать возникшую ситуацию. Помню, как однажды в сердцах Владимир Иванович ответил мне на мои сочувственные слова: «Что – я, Россия не выдержит еще одной такой перестройки, когда язык да ноги бегут впереди головы...». От него я, кажется, в первый раз услышал слово «перестройка».

Когда же третий вариант диссертации был представлен ученому совету, члены его смотрели на защиту как на нечто само собой разумеющееся, чисто формальное. Научный авторитет диссертанта был столь высок, а сама ситуация с региональной экономикой столь трагикомична, что единогласное голосование сразу после двадцатиминутного доклада и зачтения блестящих отзывов в Совете ни у кого сомнения не вызывало.

Если говорить об основных научных идеях В. И. Гончара, то одной из главных была экономически обоснованная идея необходимости и целесообразности срочных капиталовложений в хозяйство Северо-Западного экономического района страны, в том числе вложений в сельское хозяйство Вологодской области. Даже книжку свою он назвал многозначительно: «Нечерноземная целина России». Но в эпоху успехов освоения Казахстанской целины к таким рекомендациям науки в руководстве страны мало кто прислушивался.

Родом Владимир Гончар был из семьи медиков. Отец – фронтовой хирург – умер рано, а Володя всю жизнь трогательно заботился о престарелой матери и ее сестрах.

Внешностью он походил на киногероя в положительной роли умного и доброго секретаря райкома партии. Когда я ему сказал об этом, он рассмеялся: «Видно, ты в чем-то прав! Меня на Дальнем Востоке три года сватали на эту должность, но я устоял...». Я спросил, зная нравы того времени, как это ему удалось. «Это – мой секрет!» – ответил он с усмешкой.

Но секрет этот мы все же узнали. Практически сразу после защиты избрали Владимира Ивановича секретарем парткома Ленинского пединститута Москвы. Он очень не хотел идти туда, но настояли друзья: вся парторганизация в те времена была втянута в междоусобицу и склоки, типичные для многих стареющих научных коллективов. Нужен был человек, не запятнанный в этих дрязгах, способный отстоять интересы дела и собственное мнение.

К чести Владимира Ивановича, ему удалось сделать на этом посту многое: склочникам и клеветникам был дан хороший отпор. Но именно эти успехи, вероятно, привели к тому, что его заприметил один из московских райкомов: ему предложили должность секретаря по науке и учебным заведениям. И когда все пути личных отказов были исчерпаны, когда ему однозначно приказали следовать партийной дисциплине, на очередной прием в ЦК, где готовилось «согласование» назначения, он пришел... изрядно выпившим. Отделался он выговором, а о предложении новой должности сразу забыли. Я спросил: «Как же тебя угораздило в таком виде явиться в ЦК?». Он рассмеялся и напомнил о моем прошлом вопросе: « Это и есть мое тайное оружие против таких назначений!».

Выпить в хорошей компании Володя мог и любил, но никогда он не терял контроль над собой. Умел завести, развеселить компанию, сочинял иронические стихи. Помнятся строки:

       Если слышится могучий

Громкий голос Исакучий,

Это значит, что с утра

Нам вставать пришла пора.

И еще. В середине шестидесятых годов было такое положение, когда российская провинция жила впроголодь: в магазинах были перебои даже с хлебом. А столица кое-как «держала марку». (Не любим мы вспоминать такие страницы прошлого!). И приходилось носить к поездам продуктовые посылки, передавать их со знакомыми попутчиками и проводниками. Встретили меня однажды друзья с такой посылкой: «Куда ты направился?». Я не успел и глазом моргнуть, как за меня ответил Володя экспромтом (с сильным ударениями на букву «У»):

       У-у-у-у...

Иду к поезду,

Несу еду

В Вологду!

Дружбу с Володей Гончаром мы пронесли через всю жизнь. Ушел он рано: инфаркты преследовали его неумолимо. Но остались его книги для учителей и школьников, написанные каким-то особо чистым и ясным, человеческим, а не научным языком (и пусть мне коллеги простят такое противопоставление!). Владимиру Гончару я посвятил стихи.

       Война меня огнем не опалила:

По детству темной тучей проползла.

Нас в школе уважать учили силу

Добра и ненавидеть силу зла.

Нас жизнь мотала не по школьным картам,

Порою, всем легендам вопреки.

И цену истин не за школьной партой

Открыли для себя ученики.

Мы памятью живем прошедших лет.

Чем дальше – больше чтим ее уроки.

Свет детских радостей и боль недетских бед

Ложатся отраженьем в эти строки.

Теперь, конечно, времена другие,

Другие песни празднует народ,

Другою стала матушка Россия...

Но трудно знать, что станет наперед!

Нет, не грызет тоска по монументу,

За то, что сделал я, готов нести ответ.

Не заслужил, увы, аплодисментов,

И капитал не заработал, нет.

Но выйдя на рубеж финальной даты,

Пусть каждый сам задаст вопрос себе:

Была ль его судьба судьбой солдата,

Что сердце людям отдавал в борьбе,

Чтоб не случилось фронта, как когда-то,

Ни лагерей, ни гетто в их судьбе.