Жизнь шла своим чередом. В 1940 году Вите исполнилось двадцать лет и он должен был идти, наконец, в армию. Вместе с ним в военкомат пошли Миша Абакаров и Володя Кузнецов. Там они заявили, что все трое хотят идти в танкисты. На другой день в севастопольской газете появилась заметка "Три артиста - три танкиста" и фотография каждого.
А в один из вечеров в цирке, после представления, на манеже установили стол, покрытый красным сукном, и устроили торжественные проводы призывников. Те радостные и улыбающиеся сидели в президиуме. Ребят поздравляли, желали им быть хорошими бойцами, дарили подарки, просили не забывать друзей, писать. А потом, после торжественной части, был дан в их честь бал с танцами под цирковой оркестр. Все веселились, но нам было грустно, и Анна Николаевна даже всплакнула. Мы с ней на этом вечере решили, что товарищам Вити будем писать письма так же, как и родному сыну, и помогать во всем, что потребуется.
Перед самым отъездом Вити я получил телеграмму, что у моего отца угрожающе ухудшилось здоровье - уже десять лет, как он лежал в параличе. Витя выкроил немного времени и на один день съездил в Керчь попрощаться с дедом, который тоже успел полюбить его. А проводив Витю в армию, поехали в Керчь и мы с Анной Николаевной и приехали вовремя - отец умер на наших руках.
Началась зима. Мы жили от письма до письма, аккуратно всем троим посылали одинаковые посылки. Чувствуя нашу печаль, ребята присылали нам фотографии и бодрые, веселые письма. Прошло полгода их службы, а я так соскучился, так захотел повидать Витю и ребят, что попросил Главное управление цирков направить нас на работу в Минск: оттуда недалеко до городка, где они служили.
Получив разрешение и пропуск, я в первой половине июня поехал в часть. Командиры, с которыми я говорил, хвалили наших ребят, и это наполняло меня гордостью. Я провел с ними сутки. Но потом, когда ехал обратно, смутная тревога охватила меня: что-то неладное было на дороге. Но что - понять было трудно.
Свободное копирование
