Жизнь, отданная цирку - 75

Прошло время, и мы снова собрались все в Крыму. После поездки в Монголию Витя возмужал и как-то внутренне изменился.

Я никогда прежде не замечал, чтобы он вспоминал своего отца. Он вел себя как родной сын и всегда называл меня батей. Но после возвращения мне показалось, что на душе у Вити как-то тревожно. Некоторое время я никак не обнаруживал то, что заметил, надеясь, что он сам мне все расскажет. Но Витя молчал. И однажды, после нашего выступления, я спросил его:

- Тебя никто не ждет после представления?

- Нет, хочу дочитать книгу.

- А может быть, лучше пройдемся по набережной?

...Мы сидели на парапете, прислушиваясь, как внизу, под набегающей и убегающей волной, тихо шуршит галька. Мы сидели рядом и молчали, сразу говорить не хотелось. Каждый думал о своем, не в силах оторвать глаз от лунной дорожки. Наконец я спросил Витю:

- Ты переписываешься с Борисом Александровичем? Витя быстро повернул голову:

- А что?

- Да так, ничего, я просто спросил... Мне хотелось, чтобы ты с ним переписывался, он же твой отец, и забывать его не надо.

- Вчера получил письмо из Ленинграда,- сказал Витя,- у него какая-то драма в семье. Жена уехала с военным, оставила ему сына Владика. Это ведь мой братик...

Я почувствовал, как Витя переживает.

- Знаешь что, пусть-ка Борис Александрович приедет сюда и погостит у нас. Встретитесь, поживете вместе, поговорите. А столоваться будете у нас.

- А с мамой-то ты говорил, батя?

- Не говорил еще, но, думаю, и она согласится. Ты вот что, давай-ка телеграмму отцу, приглашай, пока мы в Севастополе. С Владиком ему, конечно, ехать трудно, пусть оставит у брата. Я видел, как оживился у Вити взгляд. По дороге домой он весело забежал на телеграф.

Через несколько дней Борис Александрович приехал. Вечером он с удивлением смотрел, как Витя работает на манеже, и радовался, когда ему бросали цветы. Глядя на наше с Борисовской выступление, он от души смеялся.

Все наладилось без особых осложнений. Днем мы репетировали, а Борис Александрович был на пляже, после репетиции за ним заходил Витя, и мы все четверо садились за стол, а после обеда расходились, кто куда хотел. Вечером - представление, а потом беседы за ужином. Борис Александрович прожил у нас месяц и, довольный сыном, вернулся в Ленинград.