Начало работы на Дальнем Востоке - 5

 В один из дней после месяца моей самостоятельной работы, на участок прибыл главный геолог Вадим Викторович Онихимовский – для проверки качества моей – молодого специалиста – документации. По пикетажке выбрал самую глубокую (до 5 м) и длинную канаву, к тому же обводнённую. Я подумал: «неужели сам полезет в такое неудобство?». Однако, полез. Простучал молотком все стенки и необводнённую часть полотна (дна) канавы, сопоставляя увиденное с нарисованным в моей пикетажке. Минут через 20 вылез и, отряхиваясь от налипшей глины, промолвил: «Молодец, - только не надо зарисовывать в делювии каждый камень…». Делювий – это наносные, «чужие и лишние» породы в верхней части канавы, через которые надобно «пробиться», чтобы вскрыть коренное рудное тело… Короче – я переусердствовал в своём стремлении максимально полно отразить «картину». Потом в качестве шутки самодовольно бормотал в палатке парафраз строки известного стихотворения А. С. Пушкина: « Старик Вадим меня заметил и, уходя, благословил». Конечно, 40-летний в те годы В. В. Онихимовский был для меня почти «стариком»…

 К ноябрю - началу зимы в этих краях – на базе партии было срублено ещё несколько домов для большой камералки и жилья. Поскольку я не изучал ранее в «политэне» - институте нефтяного профиля - вулканические породы, решил ближе познакомиться с особенностями их микроструктур. С целью ликвидировать пробелы в своих знаниях рудной геологии необходимо было изучать породы в тонких микросрезах – в шлифах под микроскопом. Единственный в партии микроскоп был только на базе: приходилось вечерами периодически совершать 5-ти километровые «марш-броски» с участка на базу партии, где я просиживал в новой камералке допоздна. В. В. Онихимовский такое усердие поощрял.

 Возвращаясь уже в темноте по контрастно относительно более светлому льду замёрзшей речушки, добирался до стоявшей в распадке палатки, где гудел огонь в почти раскалённой бочке-печке и при свете свечей на нарах обычно резались в карты уже поужинавшие мои «канавщики»… В хорошо присыпанной по краям снегом палатке, пока топилось, было тепло. Но ночью и особенно под утро, бывало, волосы примерзали к промёрзшей стенке палатки, несмотря на то, что конец спального мешка, обращённый к раскалённой печи, уже чуть ли не тлел и дымился от её жара…