Повспоминаем, сынок!.. - 13

Ты стал мне помогать, вначале совершенно бескорыстно, в моих рекламных делах и в выпуске газеты. Полная моя загруженность работой привела к тому, что опять моё здоровье стало резко ухудшаться. Я в тяжелейшем состоянии попала в областную больницу, потом пыталась реабилитироваться в санатории имени Горького… Но приступы бывали, и часто. В один из таких приступов я написала на скорую руку нечто, вроде завещания. Но я его тебе не отдала. Это был не первый случай, когда мне приходилось писать распоряжения, что делать, если… Когда это «если» проходило, так, к счастью, и не наступив, я доставала свои записи и спешно их уничтожала исключительно из боязни показаться смешной паникёршей. Но одна такая «бумага» сохранилась в архиве. Теперь на фоне всего случившегося, я рискну её «огласить», дабы ты убедился, сынок, что мои намерения всегда были только на пользу тебе и твоей сестре. Точной даты нет, но это примерно в этом месте и надо приводить. Ты был со мной, а Аля жила в Москве с Сергеем. Вот эта «бумага» с записями с двух сторон, одна из которых программа вашей жизни, которая могла бы быть, если бы что случилось со мной, а другая – это распоряжения по бизнесу, что следовало срочно сделать.

«Саша!

Если что-то случится плохое со мной, то поступи мудро. С Алей не ссорьтесь. Ты оставайся жить в квартире, а ей отдай деньги на обустройство (они лежат в коричневой сумочке, присланной из Орла). Всё, что найдёшь помимо этой сумочки, оставь себе. Надо будет на газету много чего.

Обязательно зарегистрируйся как предприниматель, открой свой р/с и с него издавай газету. А ООО пока не закрывай, т.к. это не лишнее пока дело.

Хорошо, если в дальнейшем Аля будет тебе помогать или здесь или в Москве собирать рекламу. Хорошо, если Аня начнёт тебе помогать. Это – реально, что даст вам возможность выжить, а надеяться на что-то другое неразумно. Будет газета – будете и вы жить достойно. На меня не обижайтесь. Я всё делала, чтобы нам было на что жить.

Не обижай моих родителей своим презрением. Простите меня. Мама».

На обороте семь пунктов по выпуску газеты. Они настолько привязаны к конкретному моменту, что нет надобности их приводить. Здесь я не сделала «опечатки»: Аля – твоя сестра, Аня – твоя девушка, которая к моему большому удовольствию стала твоей женой, правда очень нескоро. Это твоё «McM» в конце твоих писем сейчас не обсуждается, хотя для меня абсолютно не понятно, почему это ты Мак-Мосин. Конечно, это стильно, несёт в себе некую «благородность», но нет абсолютно никаких оснований в твоём происхождении, чтобы это употреблять.

В другой мой приступ мы вызвали «скорую». Тебе надо было уходить по своим делам, а машина не приезжала. Спасибо тебе, ты решил подождать врача. Но, я думаю, что ты очень пожалел, что остался. Ты куда-то торопился, а тут с матерью случился приступ. Ты стал звонить и спрашивать, когда же пришлют машину.

Наконец, «скорая» приехала. У меня была почечная колика, камни продвигались, мне было очень больно и плохо. Ты, как только врач приехал, хотел идти, но не сделал этого только потому, что кто-то тебя остановил: то ли он, то ли я. Пришлось ехать в больницу. И тут я впервые увидела откровенную недоброту в твоих глазах. У тебя дела, а надо меня сопровождать. Да, спасибо тебе, умный мой сынок, ты всё же поехал со мной и демонстративно просидел у входа, пока меня светили рентгеном, ставили мне грелку, делали инъекции. Ты сидел с видом мученика и страстотерпца: я тебя привёз, чего же ещё. А мне надо было ковылять до рентгеновского кабинета, самой объяснять очереди, что у меня колики и срочно требуется сделать рентген. А люди они такие: раз сама пришла, значит, и ждать тоже можешь в очереди. Медсестра была одна, только на приёме, и некому было меня сопровождать. У нас верят в то, что человек болен, когда его без чувств на каталке привозят…

Ты оказался, к моему большому горю, таким, как и те чужие мне люди, сидящие в очереди. Только медсестра из рентгенкабинета, увидев меня, срочно пригласила на снимок. Мне было и больно, и страшно, ждали, куда камень денется. Мне надо было, чтобы ты держал меня за руку, да, да и гладил по голове. Но ты сидел у входа в больницу, даже, наверное, ни разу в туалет не сходил. И просидел почти полдня, пока меня наблюдали.

И тогда я поняла всё твое отношение ко мне. Теперь, когда случилось ещё более ужасное, то, что описано ниже, я допускаю мысль, что ты перестал со мной разговаривать ещё и потому, чтобы тебе больше не надо было ездить со мной по больницам.

А может, сынок, занимаясь своими шотландскими колдовскими делами, ты прочёл некое предписание свыше отречься от меня во имя моего же блага. Ведь с тех пор, когда ко мне в дверь ломился прокурор в поисках тебя, «косящего» от армии, я больше не вызывала «скорую». Тогда её пришлось вызвать, потому, что было очень плохо, давление подскочило сильно. Но скажу тебе, что я так и не открыла дверь этому самозваному прокурору, хотя по телефону он мне столько угроз и оскорблений высказал. Мне пришлось тогда и милицию вызвать, потому что какой-то бандит ломился ко мне в квартиру, назвавшись прокурором. И милиционера, и врача я впустила в дверь, а ему не открыла. Так вот с тех пор я почти ни разу не вызывала «скорую». Может, ты и вправду, что-то сумел прочесть из божественного предначертания, и поэтому так поступил? Может, и надо было, наконец, тебе решительно перерезать ту невидимую пуповину, которая всё же нас связывала?