После окончания съемок Камиль Ярматович приступил к монтажу своего большого фильма. Мы с ним сидели целый день в монтажной. А когда он уходил, то со вторым режиссером Эдиком Хачатуровым оставались на вечер, на ночь и монтировали второй фильм. И вот так было почти каждый день.
Мы спорили с Эдиком почти до хрипоты. Но, тем не менее, находили общие решения, общие монтажные стыки. Вместе написали дикторский текст. Хачатуров очень здорово, артистически прочитал его своим низким, красивого тембра голосом, который был абсолютно не похож на голос профессиональных дикторов. Наш звукооператор нашел великолепную музыку. Мы назвали фильм «Репортаж со съемочной площадки».
Художественный совет студии принимал фильм «Гибель черного консула». Как все фильмы Ярматова, обсуждение было очень кратким. Все поздравляли группу с созданием очередного шедевра. По нашей просьбе члены худсовета остались в зале. Мы им решили показать фильм «Репортаж со съемочной площадки». Камиль Ярматович позвал Мелкумова:
– Миша! – сказал шутливо Ярматов, – пойдемте посмотрим, как сделали ребята свой черный бизнес на черном консуле.
Погас свет, по экрану зашагал Камиль Ярматов, и десятки солдатских рук тянулись к нему. На этом проходе и звучала та мысль, с чего все начиналось – спустя пятьдесят лет Камиль Ярматов возвращается в свою молодость. Я не смотрел на экран, а старался разглядеть реакцию Ярматова, но когда увидел, что он вытащил носовой платок и вытер набежавшую слезу, успокоился. Двадцать минут пролетели как один миг. Прошли конечные титры. Когда ушли члены худсовета, Камиль Ярматович сказал:
– Зарядите фильм еще раз.
Он посмотрел картину еще раз. Снова погас свет, и снова «зашагал Камиль Ярматов в свою молодость». Кончился фильм, и … тишина.
– Зарядите еще раз, – попросил Ярматов, а когда закончился третий просмотр, мы ожидали критики или разбора, но Ярматов сказал только одно слово:
– Спасибо!
…У Ярматова был свой стиль работы. Он не вмешивался в работу кинооператоров, звукооператоров, художников, гримеров. Он считал, что люди, которые работают с ним — профессионалы.
И в работе с актерами он старался быть мягким. Обговаривал эпизод, указывал на нюансы. И отпускал его. Многие из тех режиссеров, которые пытаются вытащить из актера любой ценой только то, что им надо, снимают дубль за дублем. Вымучивают себя, актера, группу. Но часто все дубли оказываются безлико одинаковыми. Долгие годы работы с актерами показали, что хороший актер – это пластилин, из которого можно вылепить все, что угодно. Но лепить должен сам актер. Тогда идет правда, искренность и удача. Актеры любили работать с Ярматовым. Любили атмосферу, которую он создавал на съемочной площадке. Но в случае, когда Ярматов по каким-то причинам переставал любить актера, для него создавалась экстремальная обстановка на съемочной площадке.
Роль белогвардейского полковника Осипова, который поднял восстание в Ташкенте, а затем после его разгрома бежал к Эмиру бухарскому, была поручена московскому актеру Славе Ковалькову. На пробах он понравился, и Ярматов утвердил его. Ковальков стал сниматься. Поначалу съемки были в павильоне в Ташкенте. Затем на натуре в Бухаре. Ковальков прилетел туда. Ярматов посмотрел материал, что-то его не устраивало в игре Ковалькова. Заменить он его не мог, так как декорации в Ташкенте были уже разобраны. И каждая съемка с участием Ковалькова вызывала у Ярматова чувство неудовлетворенности. Так было и на съемке эпизода, когда Эмир бухарский собрал всех приближенных, потому что войска Фрунзе подходили к Бухаре. Эмир обвинял их, в том числе и полковника Осипова, за то, что они проиграли войну и он вынужден бежать.
Ярматов подошел и говорит:
– Сделаем так: я буду говорить «мотор», а механик пусть не включает камеру.
Он дал команду «Эмиру бухарскому» – молодому тогда актеру Якубу Ахмедову, для которого это была первая роль в кино, чтобы тот не жалел выражений для полковника Осипова-актера Ковалькова.
Хлопушка. Дубль один. Актеры начинают работать, а камера стоит. Эмир идет от одного своего сановника к другому, потом подходит к Осипову и говорит ему:
– Ты такая сволочь, негодяй, мерзавец, бездарь. Да я тебя сгною… Стоп! Дубль два.
Мотор. Хлопушка, дубль два.
Все повторяется сначала. Якуб Ахмедов подходит к Славе Ковалькову:
– Бездарь, дерьмо, да я тебя в порошок сотру, все соки из тебя выжму. Ты – предатель! Ты ничего не смог сделать!
Слава стоял бледный, как полотно, а Ярматов продолжал командовать:
– Стоп! Мотор! Дубль три.
И третий проход Эмира бухарского. Актер находит все новые и новые слова. Ковалькова шатало из стороны в сторону. Он перестал понимать и место действия, и время действия. Ярматов почувствовал, что еще один такой дубль и Ковальков упадет.
– Мотор! Хлопушка!
Механик, наконец, включил камеру.
Эмир подошел к Осипову, а тот еле стоял на ногах. Якуб своим басом говорит ему:
– Я верил тебе, доверил такой пост, а ты предал меня! Как и все вы, толстые собаки. Теперь я вынужден бежать из Бухары.
Ковальков замер. Губы его дрожали. Глаза потухли, он стал медленно садиться на землю. Это был тот единственный дубль, который вошел в картину…
…В маленьком оазисе в центре Кызылкумов врач скорой помощи Галина Николаевна продолжала бороться за жизнь Камиля Ярматова. Четвертый час она не вставала с колен, вводя в вену лекарство каплю за каплей. Четвертый час Саша Новиков держал на груди Ярматова трубочку стетоскопа.
Дети охранника, которые бегали, кричали, шумели, как только увидели, что человеку плохо, сразу притихли, расселись возле раскладушки. И все четыре часа наблюдали, как Галина Николаевна вынимает шприц из иглы, втягивает из ампулы в него новое лекарство, вставляет его обратно в иголку. И «живая капельница» продолжается.
Ярматов медленно приходил в себя. Бледность сходила с его лица. Стало слышно тихое дыхание. Ярматов спал. Галина Николаевна с трудом поднялась с колен. Ноги ее затекли. Она села в раскладное кресло возле раскладушки. Охранник с каким-то благоговением поднес ей косу казахского чая – кипяченое молоко, сливочное масло и пряности. Поднялся и Саша Новиков. Стал собирать пустые ампулы и отошел к машине. Галина Николаевна небольшими глотками пила казахский чай.
– Не надо его будить, пока сам не проснется. Слава Богу, обошлось…
…Миша Мелкумов часто говорил Ярматову:
– Камиль, есть счастливые люди, про которых говорят, что они родились в рубашке. Но вы, Камиль Ярматович, родились в нейлоновой рубашке…
Свободное копирование
