На волне памяти - 29

Потом прошло некоторое время. Камиль Ярматов работал над новым фильмом «Далекие, близкие годы». Картина снималась в Хорезме. На одну из ролей Ярматов, по традиции, пригласил своего друга Шукура Бурхановича, отдавая себе отчет в том, что после трагедии с дочкой работать с ним будет трудно.

Группа приехала в Ургенч. Киноэкспедиция разместилась в гостинице. Камилю Ярматову и Шукуру Бурханову местные руководители предоставили обкомовскую дачу.

Директор картины попросил меня:

– Пожалуйста, переезжайте на дачу. Шукур Бурханов просил уговорить вас поселиться с ним.

Жить отдельно от группы не хотелось, но еще больше не хотелось обидеть Шукура Бурханова.

– Знаешь, почему я тебя позвал? – он впился в меня глазами, – Видишь, люстра? Ложусь спать, а на люстре – Шахноза. И я не могу. Вот если ты будешь рядом, остановишь ее, и она не будет приходить в эту комнату. Она зовет меня. Я хочу помочь ей опуститься на землю, но нет сил подняться, зажечь свет. Пытаюсь заснуть при свете, но боюсь закрыть глаза…

Снимался эпизод «свадьба». Маткаримов – герой нашего фильма выдавал замуж свою дочь. Банда басмачей ворвалась на свадьбу. Они разогнали гостей, изнасиловали дочь. Устроили засаду, ожидая прибытия жениха. А он все не ехал и не ехал. Они решили расстрелять отца невесты…

В небольшом кишлаке недалеко от Ургенча наши художники воссоздали все атрибуты свадьбы – накрыли столы вокруг хауза. Могучий дуб своей раскидистой кроной как бы закрыл от посторонних взглядов предстоящее веселье. Эпизод снимался ночью. Начали снимать с конца – с расстрела Маткаримова. Ярматов захотел, чтобы Бурханов шел на камеру, все время был на крупном плане, чтобы зритель мог смотреть ему в глаза.

Долгая подготовка. Рельсы. Тележка. Лихтваген. Диги. Бурханов сидел в кресле на берегу хауза и не отрываясь смотрел на воду. В этом эпизоде он ничего не должен был говорить – его просто расстреливали.

Камера на тележке. Горят диги. Все готово к съемке. Ярматов подошел к Шукуру. О чем-то они поговорили, и Бурханов встал перед объективом. Очень тихо Ярматов сказал:

– Мотор!

Бурханов долго стоял на одном месте, в его глазах отразилась вся его жизнь. Его било как в лихорадке. Пауза затянулась, но команды «стоп» не было. Бурханов прошел два шага. За кадром раздался выстрел. Бурханов на секунду приостановился, в его глазах появились искорки гнева. Он не упал, но чувствовалось, какая страшная боль обожгла его. Он сделал еще один шаг. Раздался еще один выстрел. По договоренности после второго выстрела Бурханов должен был упасть, но он стоял. Его качало из стороны в сторону. Над ним качался дуб под напором усиливающегося ветра. Бурханов шел дальше, вместе с ним двигалась камера. Профессиональным чутьем Шукур Бурханович понял, что рельсы кончаются и двигаться дальше камера не может. Он остановился, широко открыл глаза, огромная слеза покатилась по его щеке. Ярматов выстрелил в третий раз. Бурханов вздрогнул, казалось, он ощутил, как пуля прошла сквозь него. Он закрыл глаза и стал медленно опускаться на землю. К Бурханову подбежали Ярматов, врач, дежуривший на съемке, жители кишлака, наблюдавшие за съемкой. Актер был почти без сознания. Команды «стоп» не было, механик не выключил камеру, и она еще долго фиксировала раскачивающиеся ветви могучего дуба.

… Камиль Ярматов не любил ни поездов, ни самолетов, любимым средством передвижения был автомобиль.

Несмотря на то, что Камиль Ярматович чувствовал себя плохо, в Хорезм мы отправились на машине. Руководство киностудии обратилось в Министерство здравоохранения с просьбой, чтобы в нашу группу откомандировали опытного врача для того, чтобы он сопровождал Камиля Ярматова. Этим врачом стала симпатичная женщина Галина Николаевна. Прежде она работала на «скорой помощи», в реанимационной бригаде.

Группа была уже в Хорезме, когда наша машина отправилась в путь. Проехали Самарканд. Отдохнули там немного и поехали дальше. Стояли жаркие майские дни. Природа бушевала, степи превратились в ярко-красные моря маков. К вечеру мы приехали в Бухару. Но мы не знали, что рано утром в Газли произошло страшнейшее землетрясение. И его отголосок коснулся и Бухары. Город встретил зловещей темнотой. Подъехали к даче, на которой должны были остановиться. Она тонула во мраке. Появился милиционер и сказал, что его известили о нашем приезде. Здесь жить невозможно. Нас ждут на маленькой даче в центре города. Он объяснил, как туда проехать.

Вернулись в Бухару, подъехали к даче. И это был, наверное, единственный освещенный уголок в мрачном темном городе. Нас встретили, разместили. Через некоторое время мы узнали о землетрясении в Газли.

В половине восьмого утра, когда большинство людей вышли на работу и повели детей в детские сады и школы, затряслась земля. Это продолжалось несколько минут. И на глазах у людей рушились дома. Образовывались трещины в земле. Стоял неимоверный грохот. Всю ночь мы не сомкнули глаз. Казалось, что землетрясение продолжается. Все время скрипели окна, скрипели двери. И душу томило страшное предчувствие.

Наконец, наступило утро. Нам сказали, что Газли закрыт, но нашу машину пропустят, чтоб мы сумели доехать до Ургенча, нас пропустят через висячий мост на другой берег Амударьи.

– Желательно, чтобы вы доехали до Дуль-Дуля в светлое время суток.

Утром Бухара выглядела еще страшнее, чем ночью. Обвалившиеся заборы, покосившиеся дома. И люди все на улицах. Был май, но жара июльская.

Часа через два показались очертания Газли. Никогда нам не забыть той картины, которую мы увидели в Газли. Никогда, даже в самых жутких фильмах о войне, не видел того, что сделала стихия с городом.

По обеим сторонам улицы стояли пустые дома с проваленными крышами. На водопроводных трубах висели раковины, унитазы. Но самое страшное зрелище представляли люди, которые стояли у своих разбитых домов. Кто-то пытался достать из-под обломков свои вещи. Другие сидели в шоке. А дети бегали и веселились. Им было не понять глубину трагедии. Подъехали к управлению Газлинского газового комплекса. Трехэтажное бетонное здание не разрушилось. Но все стекла выбиты, окна перекошены. Возле здания уже стояло несколько вагончиков. Из одного вышел начальник управления, сказал, что ждет нас заправщик на месте и готов обслужить нашу машину. Камиль Ярматович пошел с ним в вагончик. А мы с водителем решили заглянуть в здание. Здесь хозяйничал раскаленный газлинский ветер. Перекрытия переломаны. Шкафы перевернуты. Все бумаги высыпаны на пол. И ветер кружил эти документы. Сквозняк образовывал воздушные воронки, которые крутили кипы бумаг. Мы долго наблюдали за этой пляской, Ярматов, оказывается, потерял нас.

Ехали молча. Каждый думал о своем. А вокруг нас была безлюдная пустыня. Навстречу шли грузовые машины. Они везли палатки, сборные домики. Со стороны Ургенча в Газли шла помощь.